Billy N

Отрывок из сборника стихотворений

 

ПЕРВОЗИМЬЕ

 

Прохладной первоснежною порой,
Чья свежесть оживляет белизной 

Природы пасмурной обличье,

Туман недвижною рекой

Заволочил её покой,

Лелея сном объятое величье.

 

Под небом серым, тучевым,
К которому восходит дым

От изб, порошею покрытых,

Стоят что длинною чредой
В ложбине, давеча сырой,
– Надел зиждителей забытых;

Темнеет лес нависшею стеной,
Касаясь кое-где концами хвой
Изломов кровли скатной.
Размеженный извилистой тропой,
Он приоткроет полог свой,
Являя ельник необъятный.

 

Тогда, в молчаньи нерушимом,
Дурманены испарным дымом,
Возвышенные кроны стыли.
Безветрие не искажало
Его сплошного покрывала,
И их вершины не пронзили.

 

Там, в лабиринте моховом,
Под малахитовым шатром,
Он созерцателя поодаль окружает.
И, окурив пушистый бурелом,
Запутал коридоры в нём,
Что в недра леса пролегают.

Потёрты старые координаты:
Таят снеговые заплаты
Знакомый доныне рельеф.
Устья просек неохватны
Взору, как и путь обратный,
В некрытой анфиладе древ.

Над озером, лежащим в глубине,
В непрочной мутной белизне

Сокрывшись от грядущих вьюг,
Сквозь хмарь в небесной вышине,
Расплывчатый в туманной пелене,
Закатный огнь разлился вдруг.

Небесный купол засиял,
И снег в кристаллах отражал
Его коралловое пламя.
Горя промеж воздушных скал,
Он то блистал, то угасал,
То заслонившись, то воспряня.

Не беспокоимый ничем,
Таинственен, безлюден, нем
Извечный бор. Его громада,
Как в янтаре древнейший след,
События минувших лет
Хранит, амбиций хроники преграда.

Мистической пленяя красотой

Наш разум, в чаянье слепой,
Наркоз его проводит панорама.

Предел реальности размыт,
И времени поток забыт,
Вихрящий памяти песок упрямо.

Но скоротечен зимний день…
Тумана призрачная сень
Его изгнанье ускоряет.
Отлив багряный облаков
И мрак зазубренных рядов
Люминесценцию заоблачную оттеняют.

Морозец, вечеру под стать,
Уж наложил свою печать,
И в сумерках скрывается дорога.
В чащобе по её бокам

Движенье силуэтов нам
Рисует первобытная тревога.

Позднее, забытьё упроча,
Рассеялся к беззвёздной ночи

Туман с нетронутого края.
Темнеет лес, не возбуждая лир,
И в миражей волшебный мир
От той поры портал не открывая.

САМОУБИЙЦА

 

Что это? Бой часов?

Неужто полночь вновь?

Так скоро? Быть не может…

Задвинут ли засов?

Как в сердце стынет кровь!

Всё зря! Защита не поможет…

 

Уж ветер садит дом:

Я стёкол слышу дрожь,

И гулко воют щели.

Как яростный Мальстрём

Ты в небе тучи рвёшь.

А он, должно быть, уж у двери…

 

То сердце ли стучит

Иль поступь слышу я?

Ловлю теней неясный трепет?

Глупец! Ему ключи – 

И страх, и боль твоя.

Огонь свечи его не слепит. 

 

Господь!.. Какой уж год

Гнобит он душу мне

Соблазнами безвременной кончины?

Харон меня зовёт…

Что страшного во сне?

Какие к пробуждению причины?

 

Но ужас давит грудь…

Присутствие его

Смыкает цепенеющие веки.

О, знаю – лишь взглянуть…

Со взгляда одного

Навечно упокоят эти реки.

 

«Поди! К чему ты здесь? –

Без отклика слова, – 

Безмолвием дразнишь мою ты волю?

Три года уж поднесь.

Седа моя глава…

Зачем? Чего я стою?»

 

Молчание – ответ.

Лишь явственнее взгляд – 

Клеймо неотразимого исхода.

Теряет память след…

И члены все дрожат:

Желанная в бесчувствии свобода!

Блистает день. Синеет свод.

И мысль бьётся отупело: 

«Бежать, бежать скорей!»

Но нет! Жизнь больше не влечёт.

Скорей бы только солнце село –

Несносен день красой своей.

ЭПИГРАММА К ЛИРИЧЕСКОМУ ГЕРОЮ

 

Под утро, утомясь, зевнув, наскучив ими,

Стишки я дописал, полез за запятыми.

Шкатулку подцепил, открыл, ощупал дно:

Кавычка, апостроф, двуточие одно.

В углах поковырял, встряхнул и – боже мой!

На злую долю мне, не пало ни одной!

Поди ж ты! Помню ведь – всегда я три-четыре

На конъюнктуру впредь оставлю запятые:

То с ними по утрам я к пекарю иду,

То вояжёру раннему взашей я их кладу.

Ан ни единой нет! Не знал же я заботы…

Пропали все мои солёные остроты!

Однако ж, погоди… Ведь я совсем забыл!

В мансардном этаже поэт заправный жил.

По лестнице идёт в венце из роз, бывало,

И по цевнице бьёт, слагает мадригалы.

Когда-то, говорят, он в Лете искупался,

Впитал в ней свой талант и в нём заспиртовался.

Я видел даже в лаз, как при свече трудит он.

Ну что же, в добрый час! Пойду к нему с визитом.

Скрутил кулёк, побрёл, и мыслю – почему же

Так музам люб чердак? Садятся неуклюже?

Иль романтизму мы за то воздать должны,

Что он их поселил поближе от луны?

Дверь испускает свет. Вот лозы, купидончик.

За шнур я потянул, ударил в колокольчик.

Манкирован мой зов… Прождал я, сколько мог,

Снял факел со стены, шагнул через порог.

«Ну здравствуй, – говорю, – любезный побратим!

Пиит, питомец муз, кифрет и иже с ним!

Прерви небесных сфер…» – но я недовоздал:

И дух, и интерьер тут речь мою прервал.

Се, вижу: как бельё сполоснутое, в ряд

Охапки эпиграмм на вервии висят.

Как порох мой собрат их сушит, видно, к лету,

Чтоб ими расстрелять противную газету.

Тут, мрея за столбом в искусственном загоне,

Вдаль тянет языком, к прорехе шею клонит

Твой верный певцевоз – крылатый Буцефал.

(Что ты его кормил? Совсем он отощал!)

Но что он там нашёл? Щипает лавры в кадках?

Неважный, знамо, стол. Да и венки в заплатках!

А вот твоё бюро. Всё книги, велень, свитки…

Вот перья и бутыль чернил, довольно жидких.

Эге, мой друг! Так ты меж строк, не зная броду,

К тому ж ещё цедишь раз впитанную воду!

Всю кузню я прошёл, но где же сам кузнец?

Кровать. Задрал подол, гляжу – о Феб-отец!

Небрежно развалясь, лежал, к прозреньям глух,

Лирический герой, злой испуская дух.

Подмял он лист пустой – жест, недостойный взгляда!

(Сразил же бог тебя весёлый винограда…)

Он мысль не излил – вмиг грёза лик накрыла,

И вдохновенье в нём, должно быть, забродило.

По мне, так неспроста дан жанра нам закон:

Коль спать захочешь – спи, но соблюдай канон!

К нам профиль поверни, на лоб воздёрни руку,

Запечатлей в лице томление и муку.

А тут что? Приходя, Морфей тебя бранит.

Какой навеет сон твой непристойный вид?

Поутру повинись, иль ждёт тебя опала:

Глядь, ноты кинет Феб, – а лира не взыграла…

Ну, будет толковать! Позволь, пойду отсюда.

Я суть твоих идей не разумел покуда.

Прости меня, мой друг, за этот палимпсест,

Но долг велит спасти с им непривычных мест

Куль целый запятых. Куда ты их наставил?

Когда вбивал ты их, каких держался правил?

И в трещину, и в сук, со шляпками и без…

Ты лавочку нашёл, где их толкут в развес?

Ты тон проверил вслух своих произношений?

Какой взлетает пух с крылатых выражений!

Всё-всё, я ухожу! Прости ехидный нрав!

С прогрессом спорил я, но вижу – был неправ.

О, знаю! – не в чести в наш век академичность,

Осмысленность, мораль, размер и рифм пластичность.

Коль хочешь издавать – пиши пожиже, брат!

Тогда себя найдёт в тебе рецензиат. 

Изволь, не поминай… К своей цидульке мчусь!

В журнал её вплетут – так сразу расплачусь.

А хочешь – заходи: пегасов пустим цугом,

Хозяин и бокал всегда к твоим услугам.

Сам в гости позовёшь – пошли с голубкой весть

(В окно её метнёшь). Всех благ! Имею честь!

***

 

Душевный мир, как ты двулик!

Химеры, сотворённые из страха,

Взведёшь ты до судьбы, сотрёшь до праха,

Напрасно лишь марая черновик…

МОНОЛОГИ ВЛЮБЛЁННЫХ

 

ОНА

Смирись, о сердце, дай отчёт,

К чему ты мчишь, куда несёт

Твой ярый бег судьбу мою?

Тобой повержена, стою

Как гость чужой, в своих правах.

Что было дорого – всё прах.

Гордыню, блажь свою любя,

Зачем пленила я тебя?

Что мнила я? Сама ли знала,

Кого звала, чего искала?

Вдруг он придёт? уйму я дрожь?

А позовёт? – знать невтерпёж!

О, гнёт – любовь! Чем ближе к ней,

Тем глубже скорбь, тем боль сильней!

 

ОН

Спасай, природа! Я в долгу

У рек, лесов. В беспечных водах

Я жар топлю, не тщась в исходах.

Несносен груз, и я бегу

От улиц прочь, – нет утешенья.

В толпе робей и взгляд таи:

Как в зеркалах, растут сомненья – 

Повсюду призраки твои.

***

 

Последние лучи скосил томящий зной,

Расплылись небеса морской голубизной,

И день, искрясь, тонул, снижаясь чуть заметно,

Пока не догорел в глубинах беспросветных.

 

Как сумрачный туман, мой дух смутили тени

Отложенных надежд, отвергнутых сомнений.

Исторгнул он вопрос, отъяв покровы сна:

Чего напрасно ждёт, что думает она?

 

Иль это только страх? О, если бы я мог

Рубеж тот отыскать, где скрыт её порог!

Как боль не подведёт, как не подскажет страсть ей? – 

Нам воля явит жизнь, и не для робких счастье.

 

Но пусть, пусть не спешат несмелые следы!

Их рок ведёт ко мне: я знаю, ей чужды

Попытки правду скрыть и блефовать со всеми.

Лишь об одном прошу – питай, храни нас, время!

 

(Пока оценок нет)

Загрузка…