Еркегали

Отрывок из прозы “Аля”

Она положила голову на колени матери, которая пела ей песню тихим, нежным голосом. Постепенно засыпала, чувствовала себя счастливой. Сквозь дрему услышала крик матери. Потом, была темнота и громкий гул. Алия пыталась открыть глаза, но перед глазами стоял темный, серый туман. Наконец ей удалось разглядеть седовласого мужчину, в белом халате. Он говорил с ее тетей, и снова провал. Страшный, серый туман, окутал все ее сознание. В себя девочка пришла через неделю после аварии. Из больницы забрала тетя – сестра отца. Привела сироту домой, провела в комнату. В этой комнате Аля прожила месяц. После чего за ней пришли какие-то люди и забрали с собой. Когда они уводили, тетка отвернулась к окну, и не смотрела в ее сторону.

            — Тетя! Помогите! Пожалуйста, не отдавайте меня!

Тетя не шелохнулась, не откликнулась на мольбы девочки. Когда ее пытались усадить в старенький жигуленок, она сопротивлялась как могла. После аварии, машины производили на нее жуткое впечатление. Потребовались усилия трех взрослых женщин, для того чтобы усадить дитя в салон. Они швырнули ей, любимого зайчика. Сели так, чтобы она оказалась между ними, и не могла выскочить из машины. Отцовская сестра наблюдала за происходящим из окна. Ни один мускул, не дрогнул на ее лице. Проводив взглядом, удаляющийся автомобиль резко задернула шторы, словно пытаясь стереть из памяти, все воспоминания о племяннице.

            Алия не понимала, что же происходит. Как любимая папина сестренка, в которой он души не чаял, могла так обойтись с ней? Как она могла выкинуть ее из дома? От теток несло дешевыми духами и потом, запах был настолько сильным, что резало глаза и было трудно дышать. К зданию, в котором находился детский дом, подъехали затемно. За плечо грубо схватили и поволокли из машины. Было больно, но она молчала, глядела себе под ноги. Сандалии шагали по щебенке, на них капали слезы. Заскрипела дверь. В коридоре, гулкое эхо шагов звучало зловеще. Тусклый свет от лампы, горевшей в самом конце прохода, не добавлял оптимизма. Шли бесконечно долго. Поднялись по лестнице на третий этаж. Наконец, открылась дверь, ведущая в большую комнату.

            — Спать будешь, на этой кровати. Стели постель. – произнес трясущийся, необъятный живот, после чего скрылся за дверью.

            Алия повернулась и наконец разглядела комнату. Кровати стояли в два ряда, на них уже спали дети. Она подошла, села на свою кроватку. Тут зашевелилась соседка, высунула голову из-под одеяла.

            — Привет! Ты новенькая? Меня Карлыгаш зовут, ты можешь называть меня Карла. А как тебя зовут? – шепотом произнесла она.

            — Алия…

            — Аля, значит. Давай дружить. Здесь, без друзей тяжело. Ты никогда не была, в детском доме?

            — Нет.

            — А, как попала сюда? Родителей посадили? Или они пили?

Алия уткнулась в подушку, заплакала. Незаметно для себя заснула. Проснулась от того, что ее скинули с кровати на пол. Раздался смех. Над ней смеялись незнакомые ей дети, стоявшие в строю, а воспитатель стала кричать:

            — Ты, что совсем охренела?!? Че улеглась в одежде? Подъем уже десять минут назад был! Ты, проститутка малолетняя, переодевайся быстро! И постель застели! Щас завтрак будет, не успеешь, будешь сидеть голодная! – повернувшись к строю хохочущих детей, продолжила. – А вы, че тут ржете? Бегом в столовую!

Аля почувствовала перегар, смешанный с запахом табака. Хотелось вырвать, но вскочила на ноги и стала заправлять постель, поскольку поняла – здесь с ней никто не будет церемониться. Остальные дети, уже ушли на завтрак, а Вонючка, как она про себя, назвала свою мучительницу, стояла и наблюдала за ней. Как только постель была убрана, Вонючка пнула ее ногой, все оказалось на полу.

            — Ты, ленивая дура! Кто так заправляет? Давай снова и на этот раз аккуратнее! Чтоб ни одной складки не осталось! – орала она.

Алия не помнит, сколько раз это повторялось. Все казалось каким-то страшным сном. Наконец, ее оставили в покое. Осталась без завтрака, но была рада избавиться от воспитателя. Начались жуткие будни. С утра соскакивала с кровати, заправляла ее, шла со всеми вместе в столовую. Там ели отвратительные на вкус блюда. Раньше, она на них и не посмотрела бы. После столовой, шли делать уборку в комнате. Потом бежали на уроки, а вечером ложились спать. Все время хотелось есть. Жидкий бульон с кусочками теста никак не избавлял от чувства голода. Иногда давали очень густую, гороховую кашу. Как правило, она была подгоревшая.

            Девочки, натирали окна кусками газеты. Карлыгаш села на подоконник, вздохнула и спросила:

            — Аля, какие они были?

            — Кто?

            — Ну, родители твои?

            — Добрые. – Алия неохотно отвечала, папа с мамой вспоминались каждый день.

            — Расскажи еще что-нибудь, пожалуйста.

            — Зачем тебе? И вообще, я не хочу говорить…, об этом.

            — Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Ты же знаешь, у меня их не было. Ты вот, сейчас расскажешь, а я представлю, что у меня тоже были мама и папа. – она сложила руки как при молитве и смотрела снизу-вверх, на свою подругу.

            — Хорошо. – вздохнула Аля, и присела рядышком с подружкой. – Мама добрая была, вязала, готовила вкусно, не то что, у нас в столовой. По выходным пекла торты, пироги или печенье. Мне больше всего, нравились пироги с яблоками. Папа, всегда веселый был, в парк меня водил, покупал мороженое. Потом правда, мама ругала его…

            — Из-за того, что вы в парк ходили?

            — Нее, из-за мороженого. Говорила, что я заболею. Ладно, давай работать, а то нам попадет.

            — Ну еще чуть-чуть расскажи, пожалуйста! Жалко, что ли?

Тут в комнату, зашла маленькая девочка с двумя ведрами воды, вся в слезах.

            — Че сидите? Там, Жоламановна идет! Мне уже досталось!

Девочки вскочили, и стали усилено тереть стекла.

            — За что наказали? – Карла косо поглядывала на дверь.

            — Тебе какая разница? – Алия всегда удивлялась тому, что ее подруга всегда хочет быть в курсе всего на свете.

            — Я, когда несла воду одно ведро разлила, полное ведро поставила в угол и пошла наполнить то, которое разлила. Так эта Вонючка заставила меня вернуться, взять полное ведро, и с ним идти на первый этаж. Туда и обратно с полными ведрами сходила! У меня руки уже болят!

            — Настя, хватит ныть! – Алия почему-то разозлилась.

В проеме показалась женщина лет пятидесяти, с ярким макияжем. Возможно, с ним она считала себя очень красивой. Веки накрашены синими тенями, губы обведены, малинового цвета помадой, на густом тональном креме, местами, словно маленькие ручейки, остались следы от пота. Девочки напряглись, ожидая какого-нибудь наказания. Но женщина постояла минуту и пошла по своим делам. Дети вздохнули с облегчением.

            — Я когда вырасту, стану судьей и посажу ее. – всхлипывая, произнесла Анастасия.

            — За что? – Карла засмеялась, она представила себе, свою маленькую подругу, судьей. Вот она в черной мантии, в шапочке с кисточкой, с трудом залазит на стул, держит в руках стопку бумаг, плачет и что-то говорит в суде.

            — За все! – огрызнулась, обидевшаяся Настя.

            — А ты кем станешь? – обратилась она к Алие.

            — Не знаю. Знаю только, что уеду из Целинограда.

            — А куда?

            — В Алма-Ату, там буду жить. – перед самой аварией, отец получил назначение в Алма-Ату, чему родители были несказанно рады, видимо его настроение передалось дочери, и девочке этот город, представлялся чем-то сказочным. Там, люди должны жить в мире и согласии, все добрые, никогда не кричат, не ругаются…

            — Ага, щас. Пустят тебя в столицу, ты вон на второй год осталась, таких не пускают.

            — Пустят, я теперь за учебу возьмусь! Тем более что моя подруга судьей будет, поможет с переездом. Даже, судья? – хлопнула она, Анастасию по плечу, наконец девчонки развеселились и стали хохотать обнявшись.

ΙΙ

            Три года спустя, Карлыгаш и Алию перевели в детский дом семейного типа. Он представлял из себя несколько отдельно стоявших коттеджей, в каждом из которых проживала «семья» из восьми-девяти детей и воспитателя, которого они называли мамой. Впервые увидев домики девочки обрадовались – наконец их страданиям пришел конец! Теперь никто не будет кричать на них, оскорблять. Они шли по аккуратной дорожке, с обеих сторон которой были ухоженные газоны. На пороге, ждала приветливая женщина лет тридцати, провела их в комнату.

            — Вот девочки, здесь вы будете жить. У нас так принято, что мы все делаем сами. Убираемся, готовим и так далее, пока обустраивайтесь, а потом спускайтесь вниз. Присоединяйтесь ко всем. Будем готовить обед. – после чего ушла.

            — Здорово! Видела какая она! Не то что, наша Вонючка! Прямо настоящая мама! Видела, как говорит, прямо как королева! И не такая толстая, и не воняет от нее. – Карлыгаш повалилась на кровать – Тут кровать, мягкая такая. Прям не верится, что мы тут жить будем! Эта комната вся наша, представляешь!

            — Да, жаль только, что она не настоящая мама. Лучше вставай, разложи вещи и пойдем к остальным, ты что-то болтаешь много.

Переодевшись спустились на первый этаж, прошли на кухню.

            — А-а-а, вот и наши новые сестренки. Это – Карлыгаш, а это – Алия. Меня будете называть мама. Ну девочки и мальчики знакомьтесь, а я пошла, мне нужно, кое с кем встретиться. Ну-ка доня, пропусти-ка меня. – отодвинула, стоящую в проходе Алию «мама».

Когда она ушла, Карлыгаш посмотрела на Алию. Оглядела с ног до головы, потом произнесла:

            — Почему, она назвала тебя дыней? Ты вроде не толстая…

Дети лепившие пельмени, и имевшие до того, мрачный вид, засмеялись. Новенькие смотрели и ничего понять не могли.

            — Вы чего ржете? Что смешного? – Алия разозлилась и решила вступиться за подругу.

            — Просто, не дыня, а доня. Еще, она называет девочек доца – видно было, что мальчик с белыми волосами, словно седой, пытается сгладить ситуацию – это на украинском. Дочь значит.

(4 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка…