Анна Калныня

Отрывок из романа “На север. На юг. ”

ОН

Ее звали Гинтере. У нее были голубые глаза и непослушные рыжие волосы, из копны которых постоянно торчала в бок какая-то пружинка. Когда она никого не спрашивая заходила за барную стойку, стоило бармену отчалить справить нужду или выкурить сигарету, половина сброда, торчавшего в этом гадюшнике сразу перебиралась к бару. И пиво текло рекой, янтарное и пенистое совсем как ее волосы.

Никто из присутствовавших не знал, что они вместе. Ей нравилось казаться неприступной и водить всех за нос. Преджде всего, конечно, своего папочку. Он был крупнейшим из местных фермеров, но судя по тому, как все повально молчали на расспросы о нем, он был чем-то большим. Чем-то вроде крестного отца деревенской мафии. В то время как все фермеры ездили только на потрепанных пикапах папочка ездил на черном люксовом мерседесе с шофером, и только до его дома дорога была асфальтирована по лучшему городскому стандарту.

Они познакомились здесь же, в гадюшнике. Она заметила его и не подошла, он увидел ее и не подошел. Он разузнал кто она и на следующий день устроился на другую ферму, от греха подальше. Но с принцессами так не поступают. Принцессы получают то, что решили взять и уже через неделю несмотря на расстояние от фермы ее отца, до фермы его соседа, куда устроился Йоргос, она восседала на нем, каждым движением наслаждаясь красотой своего тела в зеркале над кроватью.

Они встречались, курили, трахались и почти не говорили. Она все смотрела на него с прищуром, он отвечал на ее молчание тем же, и постоянно ловил себя на мысли о том, что надо бы ехать дальше. Подальше от нее, от ее отца, про которого ходили черные слухи, подальше от этой мрачной деревушки, в которой как будто специально собрались самые странные персонажи самых странных европейских фильмов.

Больше всего Гинтере ненавидела Линаса, пацана с фермы Йоргоса. Каждый раз в гадюшнике заметив как он на нее пялится она проходила мимо и опрокидывала на него кружку пива. Затем закатывала глаза, дескать, вот же недотепа, и победно улыбалась в ответ на дружный хохот завсегдатаев заведения.

Линас был одного возраста с Йоргосом, но выглядел младше. Он был хорошим парнем и хорошим работником, и его опекал старик Вилкас, старший батрак на их ферме, который всегда был на развозе других. Но Гинтере его люто ненавидела, а Линас… Линас вечно пялился на нее как теленок. Это было до того нелепо, дочь местного воротилы и белобрысый холоп без семьи и дома, что над каждым пролитым пивом все смеялись совершенно без злого умысла. И под конец Линас смеялся со всеми. Это делало его ближе к мужикам и еще больше бесило Гинтере. Но когда она бесилась, с ней становилось интересней в постели. В бешенстве она сбрасывала маску неприступности и бросалась на Йоргоса сама. Такого разного секса у него еще не было. То трахаешь снежную королеву, то циркачку, которая не выходит из дома без ножа на бедре.

Иногда Йоргосу казалось, что перед ним два совершенно разных человека. Даже не два, а несколько. Глядя, как она хозяйничала за стойкой бара можно было подумать, что у нее какие-то свои тайные отношения чуть ли ни с каждым вторым в комнате. Все ее хотели и все ее боялись. Кроме него, не смотря на то, что она любила в моменты, когда он отказывался ей потакать, пригрозить папочкой. Он смеялся, она бесилась еще больше, уходила, потом возвращалась на второй раунд, и так до следующего раза. Но когда он впервые увидел ее отца у него снова засосало под ложечкой: “не задерживайся, езжай дальше”.

То был дурацкий день. Под ногами хрустела схваченная за ночь морозом земля. Он, без куртки, шел в сторону кухни где им по утрам ставили завтрак и чувствовал, как только что вымытые волосы прихватывает морозом. Сегодня он вылез из душа последним и теперь мог опоздать на мясо. Оно никогда не доставалось последним — его просто на всех не готовили.

В кухне пахло дешевым кофе из цикория, на нормальном кофе хозяева экономили, и жареными яйцами с сосисками и картошкой. Но за столом никого не было. Йоргос положил себе двойную порцию и принялся за еду. Когда пять минут спустя все похоронной процессией вошли в дверь и молча заняли свои места, Йоргос уже заканчивал трапезу. Он окинул их вглядом и спросил, что случилось, но все только опустили глаза. Вилкас молча налил себе кофе, но пить не стал.

Йоргос еще раз посмотрел на мужиков. Не было Линаса. Чувствуя неладное, так и не получив ответа, Йоргос поднялся и зашагал обратно к батрацкой. Линас был там. Он собирал вещи в дешевую китайскую сумку с надписью “Just do it”. И плакал.

На улице послышалось шуршание колес. Йоргос приоткрыл дверь и выглянул наружу. Черный мерседес почти беззвучно проезжал мимо. Из-за пассажирского стекла на него смотрели холодные бесцветные глаза, словно желе в стакане. Вот кого должно было бы звать волком, а не их краснощекого дедулю, который носился со всеми, словно наседка.

Это лицо было совершенно лишено особых примет — его можно было спутать со многими, но и не запомнить было невозможно. Бледно-серые глаза, серый цвет лица и серые волосы, лежащие немного набок. Волк. Самый что ни на есть. Йоргос прикрыл дверь и обернулся на Линаса. Этот был сразу всеми семью козлятами и козой вместе взятыми. Что бы он ни сделал, ему не позавидуешь. Потерять место поздней осенью, место на котором провел уже столько лет. У Йоргоса стянуло живот и он поморщился. Да, надо двигать дальше. Пусть здесь только серо, на пахнет здесь смертью.

Хозяин запретил Вилкасу подвозить пацана и Линас пошел в поселок пешком. После завтрака ребята еще застали его в общаге и каждый молча отдал Линасу что-то из своих вещей. Один пачку сигарет, хоть Линас и не курил, другой журнал. Вилкас отдал ему свою теплую шапку аля гаучос, сказал ему еще одну свяжут. Линас помял шапку в руках, расплакался и выбежал прочь, больше не оборачиваясь. Всем было ясно, что парень вроде Линаса уходит незаслуженно. И всем было ясно, что помочь ему они не могут.

Вечером в баре Гинтаре не было. Общее настроение было ниже плинтуса. Мужики пили, молчали, сплевывали на пол вопреки запрету и потом молча удалялись каждый в своем направлении. Вилкас отвез последнюю партию батраков на ферму и вернулся. Сказал, не спится. Они с Йоргосом взяли еще по пиву и пошли к столу. Простучали мячами до самого утра, самостоятельно подливая себе. Бармен в это время тихо сопел, его голова покоилась на богатырских руках поверх стойки.

На улице было еще темно, когда они вышли из бара и сели в машину. Подождали пару минут пока грелка разойдется и сдует изморозь с лобового стекла и тронулись. Йоргос жалел, что застрял здесь с выпивкой и бильярдом — лучше бы отоспался. Выходных здесь не было, а в полосе рабочих дней нет ничего хуже, чем пропущенный сон.

Пикап медленно бурился сквозь темноту, по обе стороны от белесой дороги, люминисцировавшей в свете фар. Йоргоса разморило. Глаза его сомкнулись, он провалился в сон как в пуховую перину и проснулся от толчка. Машина деда заглохла. Йоргос посмотрел на него. Вилкас смотрел в темноту, руки на руле, кадык ходит то ли от испуга то ли от рыданий.

— Эй, что случилось? — Йоргос потрепал его за плечо.

Вилкас дрожащими руками снова завел машину и проехал пару метров. Свет фар медленно пополз вверх по чему-то серому, словно марионетка спущенному из темноты над землей. Йоргос почувствовал как у него на шее зашевелились волосы. Рельеф дороги пошел вверх и свет фар резко выхватил его целиком. Белый, почти голый, в одном ботинке Линас свисал с веревки на широком суке старого дуба, прямо над дорогой, прямо перед ними.

Йоргос почувствовал как внутри все скрутилось, и только успел открыть дверь машины, как его вырвало. Вилкас как заколдованный шел, рыдая к подвешенному телу. Подошел, взял его за ноги и поднял. И стоял так, пока Йоргос не перерезал веревку, перехваченную вокруг ствола.

Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что Линас не мог этого сделать сам. На такой высоте сам себя не повесишь, и наконец, зачем раздеваться, зачем это делать на морозе, на улице? Это было послание. То ли дочке, которая сказала папочке, что залетела от Линаса, то ли всем остальным, которые могли оказаться, по мнению папочки, на месте Линаса. Линаса, который и пальцем ее не тронул. Как не тронул ее и своей наивной улыбкой влюбленного болвана.

Йоргос не получил расчета за эту неделю. Он не стал ждать продолжения, не стал задерживаться здесь, в этих серых мерзлых полях. Через час после рассвета Йоргос уже ловил попутку на шоссе Виа Балтика. Прочь, прочь. Дальше на север.

Когда остановилась попутка и на водительском месте оказалась молодая и красивая, Йоргос только глянул на нее и закрыл дверь.

— Мне в другую сторону, —  сказал он, когда она опустила окно.

— Козел, — бросила она и нажала на газ.

— Лучше живой козел, чем мертвый баран, — сказал Йоргос и пошел дальше.

(5 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка…