Страна: Россия
Жанна Швыдкая Писатель, блогер, журналист, PR. Член Евразийской творческой гильдии, Лондон. Проживаю в городе Санкт-Петербурге, Россия. Закончила факультет журналистики Санкт-Петербургского государственного университета и Киевский государственный университет. Более 20 лет работала в коммуникациях, способствовала развитию образования, науки и общественных организаций. Возглавляла пресс-службы российских и международных компаний. Руководила региональными и федеральными проектами в области общественных связей и маркетинговых коммуникаций. Автор романов, рассказов, эссе, путевых заметок. Развиваю семь персональных площадок в социальных сетях и канал на Яндекс Дзен. Автор декалогии «Гравитация жизни», первая книга которой, «Огранка», 2020 году получила диплом Германского международного литературного конкурса «Лучшая книга года», а в 2019 году — стала финалистом международного литературного конкурса в Лондоне «Open Eurasia». «Огранка» — книга о детстве. Уроки детства осмысливаются человеком всю его дальнейшую жизнь, а заложенные в детстве ценности являются путеводными маяками нашей совести. «Метаморфоза» — вторая книга декалогии «Гравитация жизни». Она продолжает автобиографическую историю героини, начатую в первой книге. Юность — первый рубеж переосмысления ценностей, личностного роста и глубокой внутренней метаморфозы человека, но именно он оказывается определяющим в судьбе и в дальнейшей жизни. «Метаморфоза» — премьера 2020 года. Мое кредо: стремлюсь создавать красоту, пробуждающую осознанность.
Country: Russia
I am Zhanna Shvydkaya, a writer and blogger from Saint-Petersburg, a member of Eurasian Creative Guild in London. My creative credo is striving to create beauty, awaking mindfulness. By education I am a journalist and public relations specialist. Have been working in the communication sphere, contributed to the advancement of science, education and professional communities, managed federal and international projects. Combining the seemingly ununited: managers skills with writing talent. I have been in love with the printed word for a long time — our romance has been going on for over 20 years. Hundreds of published news materials, interviews and articles, copywriting, storytelling, posts for personal publics, and, of course — stories, essays, novels. My literary journey began unusually with a personality crisis. Success in career inflamed professional ambitions, but conquering another peak brought only temporary satisfaction. I wanted more every time. This continued until at the age of thirty-seven occurred complete emotional burnout. To understand the reasons I had to look into myself. It was not easy and very painful for pride. “There is everything in a person, but, as a rule, it’s not being talked about the other side. Not being talked, because it’s painful, because it’s scary, because it contradicts the original attitude, “I am a good one””. (Decalogue «Gravity of Life») The paperwork of feelings and thoughts helped me to survive. This is how autobiographical stories appeared, chapters and books were born, which later became the decalogue “Gravity of Life”. Today this is my main literary project, which I am developing in Russia and abroad. The first book of the decalogy, the novel “The Faceting”, I decided to publish only twelve years after writing. In 2019 the novel “The Faceting” became the finalist of the Open Eurasia competition of the Eurasian Creative Guild, and in 2020 received the diploma of the Best Book of the Year international literary contest in Germany. The second book of decalogy, the novel » The Metamorphosis», will be released in 2020. It continues the autobiographical story that began in the childhood novel “The Faceting”. And if childhood is the starting point of self-knowledge, and its lessons are comprehended throughout all future life, then youth — is precisely the very first frontier of rethinking values, personal growth and deep internal metamorphosis, which turns out to be decisive in the fate and future life of a person.
Отрывок из современной прозы“Метаморфоза”
Глава 4. Дурман.
В жизни случаются события, о которых потом совесть напоминает до конца дней, которые невозможно спрятать в дальний угол памяти и тяжесть которых неспособна облегчить ни одна исповедь. Словно булыжник, они вваливаются в душу, прогибают её до основания и, осев на дне, давят пекущей горечью. Самое страшное — что когда приходит раскаяние, просить прощения бывает уже просто не у кого.
В первых числах марта тётя Женя позвонила моим родителям и попросила срочно приехать. Её беспокоило, что с момента второго непоступления за учебники я так и не садилась, тратя всё своё свободное время, а заодно и часть зарплаты, на Алексея. Мама приехала одна. Предугадывая тему разговора, я заранее ощетинилась, приготовив для обороны наполненные ядом колючки. Вскоре меня позвали на веранду. Тётя Женя грузно сидела на стуле у стола, мама прижалась к шкафу у входа, словно старалась спрятаться в нём от сложного разговора, а я с вызовом подпёрла дверной косяк, демонстративно скрестив руки на груди. Ехидно улыбнувшись, вполоборота посмотрела на весь этот «цирк», мысленно представив себя в непроницаемом коконе, от которого все адресованные мне слова отскакивают, словно от стены горох. Как я и предполагала, родственников беспокоили моё фанатичное увлечение Алексеем, мои религиозные искания, моё стремление жить именно так, как я жила. Когда наступала моя очередь отвечать, я, словно заевшая грампластинка, повторяла одну и ту же фразу о том, что со мной всё в полном порядке, что я не пью, не курю, наркотики не употребляю, а то, с кем я встречаюсь, — моё личное дело, и вмешиваться в свою жизнь никому не позволю. Запоздалое юношеское бунтарство, подавляемое прежде родителями, нашло наконец выход наружу, выплеснувшись, словно перезревший прыщ, застаревшим гноем. Свой ответ на вопрос: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» моё окрепшее «Я» уже нашло, только, в отличие от героя Достоевского, мой внутренний Раскольников противопоставлял себя не высшим мира сего, имеющим иные, нежели обычные люди, права в обществе, а собственным родителям, точно так же наделённым правами «необыкновенных» по отношению к собственному ребёнку). И если в детстве фраза отца: «Пока ты ешь мой хлеб / живёшь в моём доме — будешь делать то, что я тебе сказал» помогала родителям удерживать контроль над ребенком, ловко манипулируя и контролируя его «Я», то как только ребёнок обретает самостоятельность, он первым делом избавляется от родительской воли. Чем сильнее ребёнок ощущал подавление личности в детстве, тем радикальнее может оказаться его реакция в будущем, вплоть до стремления совершать поступки, противоположные тому, чему учили родители. Вот и теперь вместо тихой, послушной, ласковой девочки на веранде стояло чудовище, выпускающее ядовитые колючки в собственную мать.
Мама плакала. Всхлипывая, она всё повторяла, что не чужой мне человек и хочет только добра. Её плечи вздрагивали, голос дрожал. В следующий момент её нервная система дала сбой — мама начала задыхаться и схватилась за грудь. Я оставалась безучастной. Ни одна эмоция не пробилась сквозь каменную маску на моём лице, хотя сердце сочилось жалостью. Я любила маму, любила так, как любит дитя мать. Но, как взрослый человек, я видела, что мама опять не на моей стороне. Я вспомнила, как в детском саду нашла на площадке золотое кольцо и воспитательница его у меня украла, сказав маме, что я всё придумала. Вспомнила, что мама поверила ей, а не мне, вспомнила, как, схватившись за подол маминого платья, я теребила его, пытаясь найти у неё поддержку, но она уже рассматривала мою аппликацию. Вспомнила детское чувство обиды и несправедливости, поселившееся тогда в моём сердце и ожившее здесь, на веранде: самый родной человек снова был не на моей стороне. Я так нуждалась в её поддержке! Мне так хотелось услышать, что я имею право сделать собственный выбор, и неважно какой, главное, что он мой, но этого не произошло. Выступив объединённым фронтом с тётей Женей, мама, несомненно, хотела своему ребёнку добра, только мне надо было не это: как и в детстве, мне нужна была её поддержка и любовь. Вылив свою желчь и злобу, я убежала в комнату и, громко хлопнув дверью, уткнулась в подушку. Я рыдала от обиды, от жалости к себе, и в тот самый момент поняла, что никому, кроме Алексея, в этом мире я не нужна. Слышно было, как заохала тётя Женя, как потом побежала на кухню за водой и в доме запахло валерианой. Она что-то говорила маме, махала на неё газетой, успокаивала, но мама, похоже, была в крайне сложном состоянии. Придя в себя, она молча оделась и тихо ушла.
(543 оценок, среднее: 4,97 из 5)
Загрузка...