Страна : Россия
С юности занимался изобразительным искусством, однако литературным творчеством попробовал себя занять после того, как был вдохновлен свое первой любовью, которая писала своеобразные стихи.
Country : Russia
Since his youth, he was engaged in fine art, but tried to take up literary work after being inspired by his first love, who wrote original poems.
Отрывок из рассказа «In[Vers]ion»
Тщедушный мужичонка неопределенного возраста с бегающими глазками, лысоватый, нос — картошка, одновременно с горбинкой, косолапой качающейся походкой ковылял мимо магазинов, выискивая подходящий, чтобы порадовать, наконец, свой соскучившийся по психоактивным веществам мозг.
Александр Палыч был человеком, если судить чисто биологически. Он обладал весьма эксцентричным характером и соответствующим наружным видом. Он из тех людей, которые воспринимают мир с враждебностью. Для него все на свете имело символический характер, начиная от сотворения Мира до пророчеств Нострадамуса. Александр Палыч верил, что Мир — это порождение Сатаны, а его задача – не впускать тот Мир в себя и бороться, бороться с проклятой нечистью! Со всяким родом греха: блудом, похотью, идолами, с пропагандой либерализма и прочей экстремистской мерзостью. Его коньком, по его же собственному мнению, была полемика с евреями на радиостанциях, которые, как ему казалось, насаждают ценности, чуждые его духовности.
В этот день ему было дурно со вчерашнего перепоя. Он не помнил, что пил, но вещь унесла его в далекие концы галактики, где он видел зеленых человечков. Они были настолько реалистичны… Их было двое. Они шептали ему на ухо слова, которые ему плохо запомнились, но, кажется, там было что-то про превращение Америки в ядерный пепел и сжигание сердец геев, а также про ложь, большую ложь и статистику. Второй зеленый человечек стоял на карауле и трясся, чтобы их не застукали, пока оба шарят по карманам у Палыча. «Статистику на хлеб не намажешь — народная мудрость», — говорил второй.
И с послевкусием от этого чудесного вечера у Палыча разыгрался аппетит. Хотелось хлебушка, хотя бы черствого. А лучше с водочкой! Мимо мутноглазой головы лысеющего юродивого проносились самые удивительные вывески магазинов. В глазах двоилось и троилось, но, кажется, он попал в торговый комплекс со всеми видами услуг. Банк «СберБог», закусочная «HotGod», аптека «Ортодоктор», ритуальные услуги «СберМорг», ювелирные изделия «Артаксерксу не прикажешь», рюмочная «Главбухачка», магазин для школьников «Салон шпор», парихмахерская эконом «Коряжма», постер с фильмом Ростиславского «Если не Дупин — то кто?» — вот лишь небольшой перечень реклам и вывесок, мелькавших и сводивших с ума бедного Палыча.
Но ноги словно сами несли его в к магазину для садоводов «Sadist», и со словами «хорошо, что не Sodom», он схватил лопату и живо выбежал прочь. Глядя на сумасшедшего алкаша, работник нажал тревожную кнопку, но сам не погнался за стариком, опасаясь за свое здоровье.
— Тэээкс… А внутри соленая, словно кровь — Текила–любовь! Пара-пара-пам! – скверным голосом, словно звуки засорившейся канализации, отмачивал Александр Палыч.
Открыв оставшимися зубами пробку от Российского шампанского, он крупными глотками вливал в себя этот прекрасный напиток.
— Се кровь моя… — молвил старец.
Запихнул в рот багет с луком, так, как будто не ел неделю. Заплетаясь в ногах и куплетах, с наполовину набитым ртом, спел «парней тааак мнооого голу–быыых, а я люблю нарма-льнавааа», исполняя чечеточный элемент, споткнулся и свалился в кусты. Проглотив последний дожеванный кусок багета, — «се плоть моя» — прошептал старец.
«Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным», — пуская слезу, растирая ушибленное колено, бубнил Палыч.
Встал, держась одной рукой за колено, а другой за поясницу. Кряхтя и матерясь, выпустил слюну и пошел куда глаза глядят. А глаза глядели в туман. В том тумане на него смотрели прекрасные девушки с золотыми нимбами и жемчужными улыбками. У каждой на грудях написаны номера телефонов с количеством цифр, устремляющимся в бесконечность. Хайди, Кристина, Маузи, Хельга, Бетти, Инга. «Все как одна — девственницы», — пропел ему зычный бас с неба. Зашвыривая бутылку с остатками животворного нектара российского производства в этот туман, Палыч увидел, что марево рассеялось, а перед глазами встала картина улицы, не сильно захламленной людьми. Народ недоуменно смотрел на юродивого и невпопад осыпал его бранными словами, плевался и шел своей дорогой.
В начале убывания теплого майского дня воздух гулял лениво, еле передвигался по пространству, слегка задевая сонные, разомлевшие деревья. Солнце игриво щекотало их кроны, пытаясь пробудить от недавно отступившей зимы. Флора задышала полной грудью, как прекрасная девушка, цветущая всеми оттенками жизни.
В этот день у памятника политическому деятелю, уже покрытому патиной мифа, встретились два молодых человека. Оба были по-своему прекрасны. Худощавый, невысокого роста юноша по имени Антон был похож на царевича из русских сказок. Его светло-русые волосы музыкально волнились и развевались в такт свежему ветерку. Они идеально гармонировали с серо-голубыми аквамаринами глаз, окаймленных золотом ресниц. Из-за спины он чувствовал приближение кого-то. Когда юноша обернулся, он увидел темноволосого парня с широкими плечами, в котором виделось нечто восточное, но это было не отчетливо. Ростом он был на голову выше, чем Антон, и тем самым внушал некое чувство доминирования. Димина сияющая здоровьем кожа не имела ни прыщиков, ни родинок. Она была похожа на идеализированную поверхность лиц Рафаэлевских путти, чуть-чуть смуглых от потемневшего лака. У него была короткая стрижка, светло-карие глаза, отблескивающие янтарной теплотой. Их глаза встретились. Дима улыбнулся. Антон — нет. У него улыбались только глаза, а сердце забилось по непонятным ему причинам. Смутная паника согревала его тело и леденила пальцы. После крепкого рукопожатия парни повернулись прочь от постамента со скульптурой и отправились на прогулку, сдабривая неуклюжее замешательство обоих приветственными словами.
— Нууу что ж! Как ты тут без меня, дорогая? Я так скучал по тебе! С тех пор, как мы виделись в последний раз, прошло несколько месяцев, и это место, где ты лежишь, стало хиреть. Непорядок, вот что я скажу! – с деловым видом Палыч размахивал лопатой, подкапывая сорняки на могиле матери.
Он был одет, как бездомный. Пах соответствующе. Лицо его было похоже на лицо человека, давно не радовавшегося жизни. Волосы лохматые, давно не стриженные, напоминающие грязную солому. Некрасивый нос, перебитый еще в молодости и покрытый сальными порами, был венозной вишенкой на торте. На куртке у Палыча красовалась дырка, откуда виднелась розовая футболка в цветочек, сигнализирующая всему живому, что отчаявшемуся человеку уже нечего терять. В этой всей красоте, в этом благоухании старик трудился, пытаясь привести могилку в порядок.
— Чертова лопата! Ну давай же, засранка такая, — обращался он к предмету труда, с размаху пытаясь перешибить ствол очередному сорняку.
Это происходило на Малоохтинском кладбище, месте, не слишком чистом в целом. Валялись бутылки, окурки, остатки церковных свечей. Кое-где Палыч находил капли черного воска и остатки от явно ритуальных свечей — повтор не совсем христианского толка, что приводило в бешенство плешивого старика.
— Сука! Опять какие-то сатанисты собирались! Так и перебил бы тварей — осквернять святое место! Что ты говоришь, мама? Ладно тебе, имею полное право возмущаться! Почему ты меня называешь старым дураком? Между прочим, я почти в институт поступил! Да-да, опять ты про свое… Внуков хочешь… А ты хоть знаешь, каково мне? На меня ни одна девушка не смотрит! Да и кому я нужен? Всем красавцы нужны с мускулами и бездонными кошельками, а я кто? Старый и никому не нужный больной человек. Опять дурак… Достала ты меня! Вот помнишь Катьку из Краснодарского края? Вот с кем бы у меня красивые детки получились, настоял бы я на своем. Да ведь не захотела она… А потом другого нашла, сука. Ненавижу этих тварей! И тебя ненавижу — родила такое убожество никчёмное! — кинув лопату со злости, хлопая невидимой дверью, топая по грязи, Палыч отошел от могилы и пнул стеклянную бутылку, которая ударилась о надгробную плиту неизвестного ему человека и разлетелась вдребезги.