Светлана Бурдинская

Отрывок из романа “Прощание с Ольхоном”

Охота на нерпу 

 

Первой послевоенной весной Севостьянова снарядили на добычу морского зверя – нерпы. Это единственное млекопитающее в Байкале было ценной добычей, живущие на острове буряты ловили ее издавна: шкуры с теплым мехом шли на одежду и обувь, мясо – на еду, жиром лечились, его использовали в освещении. Чрезвычайно ценился нерпичий жир в войну, когда еды было мало, тем более сытной, дающей силу. С Ольхона жир направляли в военные и тыловые госпитали – для лечения больных и раненых воинов. Для себя островитяне перетапливали жир, потом туда добавляли измельченный дикий чеснок.

 

Они со взрослыми нерпами выходили на лед, становились желанной добычей. Мужиков с войны вернулось мало, особенно тех, кто остался цел и здоров, как Иннокентий, поэтому им приходилось за двоих-троих впрягаться в работу. Когда весной лед стал постепенно мутнеть, но стоял довольно крепкий, колхоз собрал две бригады нерповщиков. Иннокентий попал к Илье Хабанаеву, бригада которого постоянно перевыполняла план. 

 

В апреле подрастали до 10-15 килограммов бельки, детеныши, родившиеся в конце февраля – начале марта, но еще не перелиняли, шкурка оставалась нежно-серой, серебристой, самой ценной.

 

Веками выработанные приемы добычи морского зверя практически не изменились в середине XX века. Даже инструмент остался старинный, отметил Иннокентий, когда бригада собиралась. Охота предстояла долгой, поэтому необходимо было завезти на лед не только съестное, снаряжение, оружие, теплую одежду, дрова, но и лодку, на которой нерповщики вернутся домой, когда растает лед. Колхоз выделил коня Батыра. В сани погрузили лодку, все остальное, бригада двинулась в путь, все пешком, стараясь не отставать от саней. Впрочем, это было нетрудно – Батыр шел кое-как, отдуваясь, мотая головой. Старика жалели и не погоняли особо. Мужики по очереди тянули санки, доверху, плотно груженные дровами, потому что взять их посередине Байкала было негде, а дрова – это горячая пища, чай, отрада после тяжелого труда на холоде. К вечеру дошли до места, разбили на льду табор. После ужина сразу уснули, чтобы отдохнуть перед началом работы. Кто лег в сани, кто под перевернутую лодку. Спали в мешках мухулай, сработанных из бараньих шкур, теплых и тяжелых. С утра сопровождающий уехал с Батыром на остров, оставив мужиков нерповать. Конь, освобожденный от груза, бодро потрусил по вчерашним следам. 

 

В бригаду собралось пять человек. Кроме Иннокентия и Ильи Хабанаева на промысел отправился молодой парень, которому стукнуло 18, Пашка, старик Зорикто Батоевич, коренной житель Семисосенного, в прошлом знатный нерповщик, отошедший бы уже на покой, если бы не тяжелое послевоенное время, и также фронтовик Сергей Рыков, инвалид, одних лет с Иннокентием, призванный в тот же год, но вернувшийся из-за ранения на следующий. Рыкову повредило осколком снаряда кисть на левой руке, оторвало два пальца – мизинец и безымянный, разворотило ладонь, оставшиеся пальцы скрючило. Но они были мало-мальски подвижными. Рыков работал почти наравне со всеми, не делая сам себе скидки на инвалидность. За несколько лет он так наловчился, что регулярно выходил в передовики по добыче рыбы и нерпы.

 

Илья вместе с Рыковым стал расставлять на снегу санки аахай, чтобы еще раз тщательно их осмотреть. Сани с белым парусом изготавливали специально для добычи нерпы, для них брали хорошо просушенную березу, которая была легкой и не скрипела. Зорикто Батоевич, сидя и покуривая, рассказывал новичкам Паше и Иннокентию, из чего состоят сани, какие части для чего служат. 

 

Потом Илья укрепил раму для паруса на передних концах полозьев, к верхней части рамы привязал белое полотнище, сложенное в два-три слоя, нижнее опускалось до самого снега и закрывало сани целиком. Бригадир показал новичкам, как в шов на нижнем крае насыпана дробь, чтобы не давала ветру сносить парус в сторону, как специальным подъемником регулировать наклон паруса. В полотнище были две прорези: наверху – для глаз, чтобы следить за зверем, в середине – для ствола ружья. Обнаружив издалека нерпу, охотник вставал на колени, прячась за сани с парусом, тихонько толкая их перед собой, осторожно двигался. Нерпа не замечала его, так как все вокруг белое, а сани казались ей сугробом или торосом.  

 

Пришел черед промысловой одежды. Поверх теплого тулупа полагалось надевать белый халат, на голову – белый колпак, чтобы, даже высунувшись из-за саней с парусом, охотник слился со снегом, не спугнул нерпу. Далее надевали специальные наколенники, сделанные из крепкого конского волоса с войлочным подкладом, чтобы скользить по льду и не протирать халат и штаны. На рукавицы – еще одни, тоже волосяные. 

 

— Нерпа любит лежать на льду, когда есть солнце, разваливается, греется. А солнца нет, она в воде в основном, только подышать выныривает, не заметишь ее, — пояснил важно дед. – Поэтому бьют ее в солнечную погоду. Хорошо, что на Байкале почти всегда так. Особенно весной.

 

Новичкам, которые не обзавелись своей промысловой одеждой, достались из запасов колхоза старые, стершиеся наколенники, но вполне рабочие, да белые шапки.

 

Охота началась в тот же день, первыми пошли опытные Рыков и бригадир, новички шли за ними поодаль, дед остался в таборе хозяйничать. Белое полотнище Байкала после часа ходьбы напоминало Иннокентию бесконечный парус на санях. И черная нерпа, которую, наконец, заметили на горизонте около продуха, показалась черной прорезью на парусе. Илья махнул рукой, и Пашка с Иннокентием упали животом на лед. Спрятавшись за торос, они выглядывали осторожно, чтобы были видны белые колпаки. Бригадир встал на колени и стал толкать сани, смотря в щель на будущую добычу, кончик дула высовывался в другую щель, пониже. Иннокентий так засмотрелся на ловкие, плавные, почти незаметные движения санок, при этом посматривая на нерпу, что пропустил момент выстрела. Нерпа дернулась на льду. Илья вскочил и бросился бежать. Большое черное животное было мертво, оно распласталось, раскинув ласты, а на снегу расплывалось пятно густого брусничного цвета.

 

К вечеру в лагерь привезли несколько туш, сложили отдельно, не разделывая. Когда начало темнеть, разгоряченные охотой, бесконечной ходьбой и беготней охотники почувствовали, что остывают и замерзают. Ясный день сменился хмурым вечером, подул хивус – небольшой, но не прекращающийся ни на минуту, въедливый ветерок. Костерок развели, положив на лед кусок мятого железа, над ним низко, чтобы не пропала зря ни одна дровина, установили казанок. Хозяйничал дед, а бригада присела рядом с костерком, чтобы хотя бы чуть погреться, но как ужин и чай были готовы, огонь потушили. Дрова следовало беречь. Спать легли под лодкой, которую поставили, накренив набок. Плотно прижались друг другу. Под лодкой не так дуло, хотя и сюда вездесущий хивус засовывал ледяной язык. С утра дед долго не мог прокашляться, пока не наварили густого чая, который смягчил мокроту. Иннокентий мощно растирал лицо, думая, что привыкнет, на войне и не такое бывало, особенно в зиму 42-го. 

 

На второй день обнаружили много продухов – небольших лунок, которые делают нерпы, чтобы высовываться в них подышать, и к вечеру поставили на них сети – гульмэ, как назвал их Илья. 

 

— Смотри, Кеша, — сказал он, указывая на острые края продуха, — Видишь – белая шерстка пристала. Это значит, тут бывает кумуткан, перелинявший белек. Младенческую шерсть скинул, покрылся новой, серебристой, ценной. Шапки из нее шьют для городских модниц. Будет план!

 

Он показывал, как сети засовывают палкой в воду, а конец верхней тетивы крепят на поверхности, вбивая железный колышек в лед. Взрослые, опытные нерпы обычно в такие сети не попадают, а вот глупые и пока не такие ловкие кумутканы – постоянно. На следующее утро пошли проверять сеть. Иннокентий, сняв рукавицы, осторожно вытаскивал гульмэ, как вдруг почувствовал натяжение. Он заторопился, и вот на поверхности показалась отливающая мокрым перламутром маленькая головка кумуткана. Зверек основательно запутался в сети и не бился, очевидно, обессилев. Иннокентий вынул его из проруби, положил на лед и залюбовался. Нерпенок был как игрушечка – гладкий, ладный, словно отлитый из куска расплавленного свинца. Но больше всего Иннокентия поразили его глаза – огромные, влажные, черные. Никогда не видел таких глаз у нерпы, может, потому, что подходил уже к мертвому зверю. Охотник отвел глаза и стал аккуратно распутывать сеть, стараясь не причинить зверьку боли. Когда тот забился, почувствовав свободу, подошел Рыков, снимавший сеть в продухе чуть дальше. 

 

— Хорошая добыча, — одобрил он. – Перелинял, шкурка будто светится. Не попорти, бей в голову.

 

— В голову?

 

Иннокентий понял, что должен убить нерпенка. Рыков кивнул и пошел к лагерю, волоча за собой точно такого же кумуткана, но окровавленного. Иннокентий остался один со своей жертвой. Он видел на войне смерть, много смерти, такой смерти, о которой не расскажешь ни одной живой душе. Он сам был беспощадной смертью. Но для кого? Для врага, для фашистов, которые захватили родную землю, убивали и пытали советских людей, поработили Европу, сожгли города и маленькие деревни, прошлись черным вихрем, оставив пепел и горе. А теперь Иннокентию предстояло стать смертью для нерпенка, который казался забавным и разумным, как щенок из детства. Как и все деревенские мужики, он с малых лет умел резать скот – овец, коров, свиней, рубить головы курицам, принимать телят и ягнят, не размышляя об этом. Домашний скот жил с людьми и служил им. До переезда на остров Иннокентий ходил на охоту – на белку, изюбра, без добычи, как правило, из тайги не возвращался. Но нерпенок был первым животным, которому Иннокентий заглянул в глаза прежде, чем убить. Наверное, из-за этого рука дрогнула, убить нерпенка с первого раза не получилось, он, раненый в голову, барахтался в крови и снегу, мгновенно превратившись из серебристой игрушечки в грязно-красную, липкую, извивающуюся плоть, изо всех сил стремящуюся выжить, увернуться от смерти. Но напрасно. 

 

Иннокентий почему-то не мог нести нерпенка в таком виде, взял за хвост и прополоскал в продухе, пока ледяная вода не смыла видимые следы смерти, не пригладила шерстку. Словно Байкал приласкал свое дитя, прощаясь с ним. 

 

(75 оценок, среднее: 4,33 из 5)

Загрузка…