Страна : Казахстан
Первое образование- филолог (Казахский государственный педагогический университет им. Абая). Второе образование — магистр в области финансов.. Работаю в бизнесе. HR менеджер, профессиональный рекрутер. Дополнительное образование – Открытая Литературная Школа г.Алматы. Публикации с 2011 года в журналах: «Книголюб», «Литературная Алма-Ата», « Нива», журнал Темир Жолы,, «Дактиль». Литературный альманах «Литера Нова Алматы». Россия: «Автограф», «Литерра Нова». Германия:« Za-Za». Призер Международного Грушинского Интернет — конкурса в номинации — «малая проза». Номинант литературного конкурса «Славянские традиции»- лонг- лист, жанр – « малая проза». Дипломант международного конкурса «Одного рассказа». Дипломант литературного конкурса журнала «Литерра Нова», номинация- короткий рассказ. Три электронные книги.
Country : Kazakhstan
First education — philologist (Kazakh State Pedagogical University named after Abay). Second education — Masters in Finance. I work in business. HR manager, professional recruiter. Additional education — Open Literary School in Almaty. Publications since 2011 in magazines: «Knigolyub», «Literary Alma-Ata», «Niva», Temir Zholy magazine, «Dactyl». Literary almanac «Litera Nova Almaty». Russia: «Autograph», «Literra Nova». Germany: «Za-Za». Prize-winner of the International Grushinsky Internet — competition in the nomination — «short prose». Nominee of the literary competition «Slavic Traditions» — long list, genre — «small prose». Diploma-recipient of the international competition «One Story». Diploma-recipient of the literary competition of the Literra Nova magazine, nomination — short story. Three e-books.
Отрывок из рассказа “Хороший“
«И почему так – одни быстро ломаются, а другие только сгибаются?» – маленькая Галя собирала букет из веточек едва распустившейся сирени во дворе своего дома. Гнула, ломала, а те, что не могла оборвать, перекусывала зубами, отчаянно сплевывая горькую слюну. Сжимала тонкие прутики с клейкими листиками маленькой рукой, оглядываясь временами на окна своей квартиры на первом этаже. Она торопилась. Младший брат Кеша остался дома без присмотра, да и собранные веточки нужно было поскорее поставить в графин с водой, чтобы не завяли. Завтра Галя отнесет букет бабушке.
В Алма-Ате весна – щедрая на краски и запахи. По всей улице плывут ароматы цветущих деревьев и сиреневых кустов вместе с запахами и пылью повсеместного строительства.
Галина семья этой зимой переехала в новый двухэтажный дом из желтого веселого кирпича. В доме всего один подъезд, соседей мало, да и те – папины сослуживцы, военные, в основном, холостые. Гале и поиграть не с кем. Она ждала, когда Кеша подрастет. И брат рос, но не так быстро, как хотелось бы сестре, да и куклы его не интересовали, он любил играть в машину. Пристроится к родительской кровати, дергает железное изголовье, рычит и фыркает, как перегретый грузовик.
Она оглядела двор: слева стройка, справа стройка, посередине – дровяные сараи и два туалета вперемежку с сиреневыми кустами, и по всему периметру жмутся друг к дружке густые сиреневые заросли, низкие яблони и урюк: где тут игры разводить?! Из соседнего двора тоже доносится шум строительства. Теперь везде новострой. В городе полно военнопленных. Все знали, что их подневольный труд использовался исключительно в мирных целях – в гражданском строительстве. Вот и Галин дом построили пленные японцы. Только самих японцев она никогда в глаза не видела.
Девочка подошла к сиреневым кустам, потянула к себе ветку. Открылся вид на соседний двор. Прямо напротив Гали стояли двое военнопленных, а третий – боец с ружьем, – видимо, охранял их.
– …внутренняя отделка и лестница. Я за обедом сбегаю на завод, а вы отсюда ни шагу, иначе расстрел на месте! – грозно объявил конвойный и быстрым шагом вышел со двора. Было видно: сильно он не переживал, поняли или не поняли его указание иноземные пленники. Главное – сказал. Пленные после ухода начальника молча и быстро наполнили носилки стройматериалом и занесли их в подъезд строящегося дома. Галя всё еще держала в руке согнутую ветвь куста, но интерес к букету пропал. Неужели, это и есть те самые япошки?
Алма-Ата в то время была глубоким тылом. За свою восьмилетнюю жизнь, четыре года из которой были военными, Галя видела много разных людей: военных, эвакуированных, пленных фашистов (издалека). И всех было жалко. А вот японцев она видела впервые.
Из папиных вечерних рассказов знала, что работают они на вагоноремонтном заводе, что их меньше в Алма-Ате, чем пленных немцев, и что они похожи на родных казахов – только не на городских, а на тех, что из дальних аулов.
Галя побежала домой проверить, не проснулся ли Кешка, и поставить сирень в воду.
Дома была тишина. Послеобеденный сон для маленького человека – обязательный, так всегда говорила мама. Младший брат крепко спал на родительской кровати, свернувшись калачиком и свесив руки и ноги с краю. Девочка быстро сунула веточки в ведро – некогда было возиться с графином, и хотела вернуться во двор, но тут Кеша свалился с кровати во сне, пришлось его поднимать, успокаивать и вновь укладывать спать. Во двор она вернулась нескоро.
«Интересно, они понимают русский язык?» – Галя вспомнила, как грозный боец с ружьем разговаривал с пленными. Усыпив, наконец, брата и закрыв за собой дверь на ключ, она вернулась на свой наблюдательный пункт.
Рабочий полдень был в разгаре. Оба строителя что-то месили в железном корыте босыми ногами и пели. Песня была грустная и жалостная, но почему-то казалась светлой. Наверное, о родном крае поют. Галя вышла из кустов и несмело подошла поближе. Мелодия звучала странно. Казалось, пение зависит ровно от одного вздоха, при следующем вздохе звучание песни менялось. Она слушала и удивлялась. Дома иногда
пели по вечерам. Всегда начинала мама своим сильным красивым голосом, а Галя подхватывала слабенько, но от всей души.
Один из пленных, седой, худой, в светлой нательной рубашке, улыбнулся и кивнул ей. А второй, моложе, по пояс голый, при виде девочки стал петь громче. Потом они о чем-то быстро поговорили, и молодой, как его окрестила Галя, прихватив инструменты, ушел в дом. Седой продолжал месить раствор ногами.
Было пыльно, жарко, ароматы цветущих деревьев уже почти неразличимы, и девочка, постояв немного, решила пойти домой. «И что в них такого особенного? – удивлялась она своему интересу. – Только жалко их, и всё». Она уже сделала несколько шагов по направлению к своему дому, как вдруг услышала:
– Хор-р-рьёсый, хор-р-рьёсый…
Галя, повернувшись, переспросила:
– Вы мне? – и почему-то представилась: – Меня Галя зовут.
Японец ткнул кривым пальцем себя в грудь и повторил:
– Хор-р-рьёсый.
– Очень приятно, Галя! – опять повторила девочка.
Он засмеялся мелким старческим смехом. Высохшее личико его при этом сморщилось, узкие глазки совсем пропали из виду, зато широко открылся рот, в котором торчали редкие желтые зубы. Галя вежливо улыбнулась и боязливо отошла. Она еще немного понаблюдала за ним издали, и вернулась домой.
Вечером, гуляя с братом, она видела, как пленные японцы ждали своего конвоира, не дождавшись, устало поплелись сами в сторону завода по улице с новым названием – Ауэзова. Видимо, обед до них так и не доехал.
– Их скоро отправят обратно в Японию. Уже подписаны документы, – за ужином говорил отец, – но ты к ним не подходи близко. Всё равно враг врагом и останется. А эти двое, – отец кивнул в сторону строящегося дома, – из первого лагерного отделения. Им можно передвигаться и без военизированной охраны.
На следующий день, рано утром, Галя собрала брата и, прихватив букет из веточек сирени, отправилась к бабушке. У той сирени не было – только огород, который и Галину семью подкармливал. Вот обрадуется такой красоте! Нужно торопиться: с огородом бабушке помочь и по дому, а главное – поскорее вернуться домой. Бабушка жила в Малой станице, это другая, нижняя, часть города. Трамваи ходили редко, обычно приходилось топать в гости пешком. Но Гале с Кешей повезло, по дороге их догнал трамвай, и большую часть пути они проехали, выглядывая из трамвайного окошка.
Домой дети вернулись только к вечеру. Мамы еще не было, отец приходил с работы очень поздно. Галя начала готовить ужин. Девочка сложила картошку в кастрюлю и задумалась. Мама вела строгий учет всем продуктам, и Галя никогда не ошибалась при готовке ужина. Она немного помедлила и добавила к восьми еще две крупных картофелины. Так, на всякий случай. Справившись с домашними делами, Галя выглянула во двор. Потом надела передник с большим карманом на животе и, сложив в этот карман две сваренные сверх нормы картофелины, вышла во двор. Сиреневые кусты словно манили ее. Она опять с удовольствием ломала тонкие ветки с нежными листочками и мелкими цветочными бутонами. «Эти я оставлю дома, пусть и у нас будет красиво», – подумала она. И вдруг услышала приветливое:
– Хор-р-рьёсый! Га-р-рья!
Девочка вздрогнула и повернулась на голос, прижимая к себе охапку веточек.
Седой маленький японец стоял рядом и улыбался ей. Она заметила, что рубашка и штаны его сильно застираны, но чистые, на бритой голове – короткий ярко-серебристый «ежик». Вблизи враг показался совсем нестрашным. Он протянул руки, Галя машинально отдала ему сирень. Японец уселся на маленькое поленце, ветки сложил рядом, на землю, ловко подобрал под себя ноги и принялся делать удивительные дела. Его маленькие темные руки замелькали, как у фокусника. Выбирал веточки, ровнял, сгибал, соединял, собирал их – и делал это невероятно быстро и ловко. Он подхватывал две веточки, свивал их вместе одну за другой, и они менялись местами быстро и беспрерывно. Казалось, каждый изгиб идет в одном направлении, а следующая веточка, вновь расположенная между двумя, начинала следующий изгиб, и дальше, дальше, дальше.… Вроде бы просто, но вот повторить это движение вряд ли получится. Девочка смотрела во все глаза и восхищалась – как же здорово!
Закончив плести два ряда, седой начал оплетать каждую ветку по отдельности, получилось что-то вроде велосипедного колеса. Сделал, таким образом, еще пару рядов.
Поднял голову, улыбнулся, покачиваясь и напевая свою странную песню, отрезал прутья крошечным самодельным ножичком и уже неторопливо продолжал плести.
Очнулась Галя, когда повеяло прохладой, и ужаснулась: про всё забыла! Вскочила, отряхнула платье. Японец тоже встал и согнулся в легком поклоне. В руках у него было дно будущей корзинки. Он протянул его Гале.
Она плетенку не взяла, только в растерянности пробормотала:
–До свидания!
А потом со всех ног побежала домой. Но тут же вернулась, вынула из кармана передника две сморщенные картофелины, сунула их в руки японцу и понеслась в сторону дома.
На следующий день ноги вновь привели ее к недостроенному дому. Японцы были, как водится, вдвоем, без конвоира. Она смело поднялась по свежеструганной лестнице и увидела, как они вручную обшивали мелкой деревянной рейкой панели новых стен.
– Гарья! – улыбнулся седой. – Хор-р-рьёсый!
Остаток дня новые друзья занимались плетением. Вернее, девочка сидела и смотрела, а мастер, напевая, плел и плел свою корзинку, добавляя к веточкам разноцветную кору, или соломинки, или едва распустившиеся мелкие цветочные бутоны. Получалась маленькая, круглая, но вместе с тем вместительная и нарядная вещица!
Строительная пыль улеглась, двор опять наполнился ароматами. Шум дороги затих, в уютной послевоенной тишине летнего дня было слышно постукивание молотка, доносящееся со второго этажа стройки. Полуденный зной остыл, солнце перебралось за новую глянцевую крышу. Тень легла на стену дома: согнутая фигура японского мастера, плетущего корзину, и маленькая фигурка девочки, сидящей рядом с ним на корточках. Шел май 1949 года.
(2 оценок, среднее: 4,00 из 5)
Загрузка…