Ольга Григорьева

Отрывок из философской прозы “Амнезия”

Первое что я помню, это солёный вкус во рту и жжение на коже.

Я поднялась и ощупала себя: всё было цело, только рука немного поцарапана. Я осмотрелась по сторонам: автобусная остановка в пятидесяти метрах, рассыпанный пакет с мусором под ногами. Почувствовала, как по коже щекоткой пробежала тревога: я не понимала, где нахожусь.

Легкие сжались, и я ухватилась за одну единственную мысль: люди помогут, надо искать людей. Впереди я увидела тропку вдоль парка и светящиеся окнами частные дома, и двинулась туда.

На мне не было шапки, и скоро голова начала замерзать, на ногах были одеты мужские ботинки на пару размеров больше и быстро идти не получалось. Мобильного телефона со мной тоже не было. Я думала: надо найти людей, люди помогут. Я стала подходить к каждой двери и нажимать на звонок, я прошла несколько домов, но никто не ответил. За одной из калиток послышались шаги. Я подумала: теперь это мой самый любимый звук, звук надежды, звук человека. Первый встретившийся мне в жизни, моей новой жизни, человек был одет в униформу охранника с нашивкой Аллигатор на куртке. Он посмотрел на меня и спросил, что я ищу. Не знаю на что я рассчитывала, но только там я поняла, что не могу вспомнить, как меня зовут и где я живу. Мне очень холодно, выпалила я и опустила глаза, помогите. От присутствия взрослого человека рядом мне стало спокойнее, но нижняя челюсть заплясала. Голос изнутри калитки был недоволен:

 – Что ты возишься с ней, закрывай, пусть шурует к своим хахалям!

 – Да ей, походу, реально помощь нужна. 

 – Закрывай, слышал, что говорю?

Аллигатор закрыл дверь, но с любопытством глянул напоследок, и я поняла: надо ждать. Я не помню сколько пробыла около железных ворот. Боль в ногах заставляла меня двигаться. Я ходила туда и обратно вдоль решетки, как зверь в зоопарке. Потом стало очень ярко и шумно, и по мигающим лампам синего цвета я поняла, что это милиция. Какие-то рефлексы в моих мышцах сработали, и я нырнула в кусты. Я хотела найти свой дом, но не с помощью мигалок. Удивительно, я помнила номера всех экстренных служб. Ноль-один – милиция, ноль-два – пожарная, ноль-три – скорая, ноль-четыре – газовая. Интересно, кто вообще звонит в газовую, хоть раз в жизни кому-то пригодился этот номер? А сколько еще такой ненужной информации хранит память. От резких движений я согрелась и рассмеялась в ответ своим мыслям. Мне больше не было страшно.

Голос внутри меня стал слышимым, он велел мне двигаться вперед и не оборачиваться. Дальше мы с голосом шли, поднимая ноги через бурьян, отодвигая высокие заросли как занавески. Когда мы перестали видеть боковым зрением огни полицейской машины, мы остановились и обернулись. Назад к Аллигатору идти не хотелось, вдали прямо под линией электропередач светились огоньки, а еще дальше свистнула электричка. Мы хлопнули ладонями друг о друга и двинулись вперед, приговаривая.

– Люди нам помогут

– Люди всегда помогут людям

– Пусть не все, пусть не все, но мы найдем своих людей

– Мы найдем их

– Люди помогут нам вспомнить

– Помогут нам вспомнить

– И мы попросим у них чай

– Мы поиграем с их детьми

– И мы вспомним, где наш дом

После получаса ходьбы огни приблизились наполовину, а усталость навалилась камнями в карманы. Хотелось спать, и мы легли спать, облокотившись спиной на кирпичную мусорку. Мы пошарили руками вокруг, нашли какую-то плотную тряпку и укрылись ей. Мы были в безопасности. Они пока не помогли нам, но помогут, а пока, мы и сами себе можем помочь. 

Проснулись мы от того, что кто-то тыкал палкой нам в живот. Мы стянули наше одеяло с головы и увидели перед собой мальчика-подростка в пуховике Adidas, шапке Nike и кроссовках Puma. Мы быстро оценили уровень угрозы и поняли, что в этой ситуации он минимальный.

– Привет.

– Помощь нужна? Ты чего тут, спала что ли?

Мы кивнули и обернулись на наше спальное место. Одеялом оказался старый наматрасник, весь в желтых пятнах с прилипшим пухом. Джинсы по-прежнему выглядели неплохо, куртка тоже. Мы приободрились.

– Мы… Я, то есть, заблудилась.

– Пойдем, мамка тебе поможет.

Мы шли и думали об услышанной где-то теории становления человека. В ней говорилось, что там, внутри нашей головы, есть и другие я. Я-ребенок часто капризничает, я-родитель ругает за шалости, я-взрослый самый рассудительный из всех. Но есть и главный Я – он всех их объединяет и принимает решения. Я занервничала, а что, если я потеряла свое главное Я? 

Но тут же услышала ответ на свой вопрос: не волнуйся, ему вроде можно доверять.

Мамкой оказалась грузная цыганка. Прямо вдоль путей на колком гравии тут и там на пятьсот метров вперед были растянуты пластиковые скатерти. Это был настоящий блошиный рынок. 

– Садись, милая, скоро закончим тут и пойдем домой.  Как тебя зовут, помнишь?

– Она, как и те, предыдущие, вообще не помнит ничего, – ответил за меня мальчик-подросток.

Такой ответ нас полностью устраивал. От вопросов болела голова и мы опустились на складной стул. Оттуда-то в нашей руке возник пирожок. Теплый в ладони он напоминал маленького кролика. С картошкой! — потянул мальчик-подросток, присаживаясь рядом с другим пирожком в руке. Тесто заполнило наш рот, жевать его было приятно. 

Пока заканчивался пирожок, мы успели установить некоторую системность блошиной географии. По центру лежало самое дорогое – часы, старые Зениты, очки, детали от каких-то хрупких механизмов. Справа – медали и значки. Слева – альбомы с монетами и купюрами. Рядом на щебенке книги в мягких обложках и коробка с фотографиями.

– За последний месяц вас таких уже двое приблудились, – выдохнула мамка и стала собирать маленькие предметы в растянутую клетчатую сумку.

 

[ratings