Максим Исаев

Отрывок из  рассказа “Бедный Борис бешенный”

Ничто не предвещало беды: была суббота, сияло солнце, погода ласково шептало легким осенним ветром прощальную симфонию вечности. Мы с женой немного пособирали опавшие желтые листья и, уютно усевшие на скамью, смотрели на алое зарево заката. Дачный сезон угасал. Голые ветви кустов, деревьев; мёртвые стебли цветов курились розовым дымом. Вдруг подул ветер, подняв в воздух скелеты жухлых трав, небо затянулось черными густыми облаками, набатно зачирикали птицы. Мы спешно покинули природу и спрятались в уютном домике возле слегка натопленного камина. 

Ветер усиливался, в порывах стараясь сорвать мне крышу. В тревожном ожидании я долго стоял у окна, смотрел необузданную стихию природы и думал о том, как беззащитен человек перед капризами природы.

Ну вот, успокоилась мокрая, холодная буря. Заработала спутниковая антенна и мы стали смотреть последние новости. Но пришла новость оттуда, откуда мы её не ждали. У жены зазвонил мобильник.

– Привет, Лора!.. Что случилось?.. Да ты что! О-о-о! Ничего себе!.. А мебель?..  А посуда?.. И электричество?..  Да ты что!.. Ну что ты, Лора, конечно скажу. Хорошо… Хорошо… Сейчас скажу. Я перезвоню.

Она глубоко вздохнула и хотела извещать о том, что же там у наших друзей такое случилось и чему она так удивлялась, но при имени Лора я уже понял, что Боря Бешенный, муж Лоры и по совместительству мой однокурсник,  влип опять, чему я в принципе совсем не удивился, потому как за то время, которое я знаю Борю Бешенного, мы, его однокурсники уже привыкли к его попадаловам. Но на первых словах жены я не на шутку испугался.

– Лора Боровикова звонила. У них крышу снесло.

– Что? У обоих? И что, в дурку попали? –  озабоченно спросил я. Согласитесь, крышу снести можно и на сарае, а можно и на плечах, посему и ничего неудивительного в том, что я испугался.

– Да нет! Крышу на даче у них снесло вчера. Ветром. Бедный Борис!

Своё известие касательно Бешенного то с жалостью, то с досадой в голосе, она всегда закачивала так: «Бедный Борис!». Сколько раз ей приходилось это повторять, она уже и сама, наверное, не помнит. Я рассмеялся. По-другому было невозможно никак. Зная Борю и его постоянные приключения, невозможно не смеяться даже тогда, когда вроде и не прилично, потому как у людей горе, у людей крышу на даче снесло в прямом смысле, а не так, как мне сразу показалось, но и удержаться от смеха нет сил, когда знаешь, кто такой Боря Бешенный. Ах ты Борик, ах ты мой дорогой, что же это тебя так преследует рок судьбы? Почему ты, почти прожив уже жизнь, так и не научился жить спокойно, как живут миллионы людей вокруг, жить праведною жизнью? Впрочем, может и не надо жить спокойно? И кто сказал, что это и есть единственно праведная жизнь?

Жена уже давно спит, а я думаю. Думаю и вспоминаю…

С Борисом Боровиковым мы, его однокурсники, познакомились на первом курсе института только спустя месяц с момента начала учебного года, когда после выписки из больницы на первую же лекцию он появился с законсервированной в медицинском бандаже правой рукой и широко распахнутой улыбкой до ушей. Но легенда о его подвигах насквозь просверлила наши мозги ещё задолго до его появления на наших глазах как физический объект. Невысокого роста, ширина могучих плеч почти ровна с его ростом, на плечах очень короткая и основательно поставленная шея, плавно переходящая на круглую как футбольный мяч крупную голову, на которой уже давно стёрлись следы волос, которых, когда-то, судя по затылку, густо и весело росли на такой большой поляне. 

Боря наш, как вы уже догадались, тоже носит фамилию Боровиков, а кликуха Бешенный к нему прицепилась ещё со школьной скамьи за его действительно неудержимо бешенный темперамент и исключительную преданность к справедливости, по вине которой Боря вечно попадал в немилость школьному начальству даже тогда, когда на нём не было ни капли вины, а просто защищал правду. 

О том, что в школе он мог с кем-то провести лабораторные занятия на тему что такое есть кровавая бойня с горячей красной струёй из носа, мы поверили сразу, как только увидели его левый, свободный от бинтов, бандажа и весь в шрамах кулак, а  на его плечах и руках, торчащих из тельняшки-безрукавки, гордо и демонстративно рисовались килограммы выпуклых масс, сурово напоминающих крепко натренированные мышцы; но мы никак не могли представить его в роли школьного хулигана, террориста в масштабе одной отдельно взятой школы хотя бы по той причине, что Боря никак не был похож ни на хулигана, а тем более, – на террориста; с лица у него не сходила улыбка даже когда он спал или просто сидел и терпел жестокое поражение в борьбе со сном на нудной и почти никому непонятной лекции по политэкономии. 

При первом же знакомстве, – это же понятно! – мы устроили ему вступительный экзамен в нашу уже успевшую подружиться ассоциацию одногруппников: всех изнутри грызла червь любопытства, в каких же таких битвах и ради чего он пожертвовал здоровьем и целостностью своей правой руки, без которой гонка за выживание в борьбе за звание студента политехнического института после первой же сессии становится весьма даже туманным понятием: как конспект писать, как чертить?  

Оказалось, после успешной сдачи вступительных экзаменов, Боря решил с друзьями отметить это знаменательной событие, на которое после трёх лет срочной службы матросом он даже и не рассчитывал с первого раза пришвартоваться в бухту высшего учебного заведения, и по этой причине в нём разродилась феерическая радость, вследствие чего у бывшего матроса сломался тормозной кран и он, сев на двухколёсную мотоубийцу друга, покатил по ночному городу, врезался в какой-то бетонный столб, сломал ключицу, два ребра и правую руку в трех местах. Рассказывал обо всём этом Боря Бешеный со смехом и так, как будто всё это случилось с его заклятым врагом, а не с ним, отчего и мы покатывались со смеху безудержно. Мы не могли не смеяться, слушая его рассказ: он рассказывал весело, сочно, с юмором и подробно подчёркивая мельчайшие подробности, а мы словно на вечере юмора сидели.

Марать бумагу конспектами он, естественно, не мог, и по этой причине старался слушать лекции во всём напряжении своего мозгового вещества, и за этим тяжким трудом почти всегда засыпал на лекциях, положив под голову согнутую левую руку.

Про сон Борика Бешеного я должен остановиться особенно подробно. Это даст читателю более полное представление о нашем уникальном таки однокурснике. Итак, ночь. Перед тем, как ложиться спать, Боря переворачивал вверх дном оцинкованный таз для стирки, которого я покупал накануне, заводил старый механический будильник времён первой мировой войны на максимальную громкость, и клал его на дно таза, где уже лежали какие-то ключи, ножницы, монеты, чтобы не проспать первую пару лекций в родном альма-матере. В половине седьмого утра от оглушительного тарахтенья, напоминающего близкое движение танковой колонны, просыпалось всё общежитие, соседи же по комнате закрывали уши подушками, дабы избежать неотвратимой травмы ушных перепонок; сам же Боря Бешеный продолжал при этом храпеть таким усердием, что мог бы заглушить рев моторов целого танкового батальона. 

Минут через десять-пятнадцать, очухавшись от контузии, мы, его соседи по комнате, вырубали этот ядрёный будильник и начинали тормошить виновника тревоги, а иногда даже удавалось придать отнюдь не проснувшемуся, ещё крепко спящему матросу запаса, сидячее положение, что в принципе не имело никакого значения для самого Борю, потому что ему было всё ровно как спать, – сидя или лёжа. 

После двух или трёх дней тяжёлой травмы по причине воздушных тревог над ухом, мы разбили об стенку тяжелый механический будильник времён первой мировой войны, обматерили вчерашнего матроса простым деревенским сленгом и подписали промежуточный контракт, где мы приняли на себя обязательства пинать нашего друга ногами каждое утро и обливать его холодной водой до тех пор, пока он не вернётся с волшебной страны сна в наш грешный , но реальный мир лекций в восьмом учебном корпусе нашего института. И мы с большим удовольствием и ревностным усердием принялись выполнять пункты наших обязанностей, не скрывая при этом удовольствие, получаемое от возможности отмщения за наши почти состоявшиеся сердечные приступы от утренних тревог.

 Со временем бунт на корабле начал приносить свои плоды и наш друг, и по совместительству однокурсник, стал входить в колею институтского графика, как неожиданно грянул гром: Боря опять лёг в больницу. Оказалось, что кость правой руки срослась не по правилам, аморально, почему и пришлось коновалам снова сломать её и опять законопатить в более надёжный гипс. Спустя всего лишь неделю Боря Бешеный встал перед нами в свежей гипсовой обновке руки и со смехом рассказывал о том, как несколько врачей ломали его руку через колено и не никак могли сломать, и только когда появился здоровенный бугай с размерами и весом знаменитого штангиста Василия Алексеева, удалось решить вопрос, но оказалось, однако, что было рано радоваться: рентген показал, что сломали руку не по старым разломам, а совершенно в другом месте, попутно образовав при этом ещё два небольших осколка, следствием чего стало необходимость срочной ручной операции. Наркоз, скальпель, зубила, молоток… Перекроили, собрали по кусочкам, зафиксировали, зашили, замуровали в гипс.

У нас, у молодых, которых и к врачам-то ходили только раз в жизни за справкой перед поступлением в альма-матер, волосы на голове стали похожи на сибирскую тайгу, встав дыбом, а он как ни в чем не бывало рассказывает красочно, захватывающе о жуткой картине раздробления своей руки со смехом, шутя, как будто рассказывал какой-нибудь веселый анекдот. Рассказывать же он умел анекдоты просто блестяще. Любой анекдот из его уст никого не оставлял равнодушным и сразу становился классикой.

Тут надо отметить ещё одну черту его характера. Вы когда-нибудь видели, как стреляет корабельный многоствольный револьверный пулемёт? Для тех, кто не видел, попробую объяснить коротко: это жуткий шквал огня! Десять тысяч выстрелов в минуту! Вот примерно так разговаривал Боря Бешенный, при этом с такой же дикой быстротой размахивая левой, свободной от медицинского вмешательства, рукой. Если внимательнейшим образом не слушать его, то можно было отстать от его мыслей, потерять логику и перестать его понимать вообще. Но…

Но что больше всего нас удивляло и забавляло в нашем друге и однокашнике, это то, как ему так красиво, так неожиданно и незаметно удавалось заснуть буквально за считанные секунду: только что человек рубил анекдоты, сам разрываясь от смеха и других сводя в гомерический хохот, а уже через миг спит так сидя за столом, что не разбудишь даже выстрелом из пушки буквально возле уха. Ка это возможно? Понять мы не могли. 

Боря опять, после больницы, с трудом и не без нашей помощи, стал вспоминать, что он вообще-то студент первого курса политехнического института и тут, как ни крути, есть такие науки, называемые начерталкой и черчением, для которых необходимы две руки, чтобы управлять кульманом; и каково же было наше удивление, когда он как ни в чем не бывало одной только рукой умудрялся что-то и чертить, и рисовать, правда, фиксируя при этом кульман то бородой, то гипсовым произведением медицинского искусства на правой руке.

Между тем приближалась зимняя сессия, которая, если кто помнит, обычно совпадала с зимними холодами со снегом, льдом не только на тротуарах, но даже на бетонной площадке перед входной дверью в общагу. Я подозреваю, что при словах снег и лёд, вы, читатель, уже смутно стали догадываться, к чему я веду и вы будете совершенно правы, если догадались о том, что влип опять наш Боря Бешеный в грустную историю ну прямо перед самой зимней сессией! И влип конкретно! Выходил из общежития, как всегда, на бешеной скорости, и поскользнулся так, что ноги его на какое-то мгновение оказались выше головы, а тело по горизонтальной проекции совершенно неуправляемо и неприятно больно приземлилось к острым рёбрам бетонных ступеней, резко затянув за собой при этом  ноги вниз и расколов ими большой кусок льда на асфальте, которого ночной мороз как будто специально приготовил для нашего Борика, в результате которого друг наш, как потом показали съёмки, получил дополнительный стимул любить жизнь в виде сломанной левой лодыжки, вывих позвонка и сильнейшее сотрясения оставшейся целым после первого полёта на забор части мозгового вещества внутри его круглого и крепкого черепа.

Первую психологическую помощь оказал ему неспеша идущий за ним Игорь Мороз, староста наш и полная противоположность Борику Бешенному, редко употребляемым в нашей гильдии почти стихотворным выражением: «Твою ж мать!» А профессиональную помощь оказала уже скорая, наконец-то приехавшая через часа полтора.  А вот что случилось дальше, вы, дорогой мой читатель, бьюсь об заклад, не угадаете никогда! А случилось вот что.

Не прошло и десяти дней, как в самый разгар зимней сессии на пороге во всей своей красе вырисовался наш незабвенный Борик Бешенный. Не успели мы ещё и сообразить, как он бодро допрыгал на одной ноге и при помощи одного костыля до своей кровати, и начал подробно выкладывать всё своё медицинское досье за истекший период, подробно останавливаясь при этом на мельчайших деталях своих раскрошенных костей и чуть не вылетевшего из черепа мозгового вещества, но что самое интересное, сопровождал он весь этот рассказ чуть ли не истерическим смехом, заряжая и нас такой  истерией, что наша студенческая общага тряслась ещё три дня после нашего хохота  и чуть не развалилась на мельчайшие обломки, но в последнюю минуту пожалела нас, несчастных студентов и так уже измученных теоремой Коши и историческим материализмом. Я никогда и никого больше не встречал в жизни, чтобы о трагическом мог бы рассказать так, просто умереть можно от смеха. Талант, просто гений рассказа наш Борик. Но и это, друг мой, не самое интересное в нашем Борике Бешенном. Мы больше всего удивились тому, как он, практически не посещая всё полугодие лекции, не ведя никаких конспектов, стартовав только с середины сессии, успешно сдал все экзамены и закончил эпопею вместе с нами. Ну, талантище, – и всего-то!

Нет, конечно, тут мы, его одногруппники, помогали ему, – делились конспектами, подсказывали инвалиду, жертве своего темперамента, в конце концов мы же его усыновили всей комнатой, когда ему, как члену вполне обеспеченной семьи, не дали право поселиться на двух квадратных метрах площади студенческого общежития, приютили, разместив на раскладушке, – в тесноте, да не в обиде, но все же мы были удивлены его способностями выходить из кризиса в такой короткий срок.

Тем временем студенческая жизнь шла своим чередом и незаметно даже для себя мы оказались под всё активнее греющими лучами солнца весны. Борик наш по-прежнему плёлся на лекции, всё также хромая на левую ногу, а иногда даже успевал на первую пару, где он в последних рядах аудитории успешно продолжал спать с открытыми глазами; так же мощно и с усердием храпел в общаге по ночам, к чему мы уже, – удивительное дело! – привыкли и только посмеивались, безразлично шутя про колхозный трактор и продолжающуюся посевную компанию в одной отдельно взятой комнате студенческого общежития. Посещал Борик больницу регулярно, соблюдал все рекомендации врачей, также был заряжен неудержимым оптимизмом и даже засобирался поехать с нами в студенческий стройотряд летом, куда мы уже вели набор центурионов, но случилось…

 Я думаю, нет, я даже уверен, дорогой мой читатель, что вы не поверите в это, но это случилось… Борику опять сломали руку. Да, да! Именно ту, правую руку, которая почти полгода была закована в гипсовую тюрьму: рентген опять показал, что не туда завернули обиженные куски кости и плевать они хотели на надежды и чаяние эскулапов. Глубоко вздохнули хозяева скальпеля и опять пригласили в помощь скромного обладателя могучих плеч, после чего Борика выгнали из больницы, замазав его истерзанную правую руку в свежий раствор гипса и даже не предложив переночевать или попить чайку.

Мы уже не смеялись. У нас закончился смех на эту рекламную пиар-акцию, на сабантуй. Нам стало досадно, что летом не будет с нами Борика, к казусам которого мы уже привыкли и полюбили его несмотря на его ночные издевательства над нашими ушами посредством оглушительного храпа, к которому, впрочем, мы тоже привыкли. Сам же Борик совершенно не унывал и уже назавтра договорился в деканате, что он практику пройдет в институтском гараже; уж больно он любил возиться с техникой, – хлебом не корми, а дай только копаться в моторе и в мазуте пачкаться. Об этой страсти его я ещё расскажу позже, а пока я хочу вам поведать ещё об одном эпизоде из богатой, насыщенной невероятными событиями жизни нашего друга Борика. 

На следующий год Борик всё же попал в стройотряд и, скажу вам, тоже проявил себя с совершенно неожиданной стороны.

 Мурманская область. Строительство атомной электростанции. Рядом со станцией возводится городок Полярные Зори для работников атомной. Мы, студенты, прокладываем в городке бетонные тротуары по северным технологиям. Двор рабочего общежития. Привозят бетон, раскидываем, уплотняем виброрейкой. Шумит последняя, как последняя сволочь. Народ выглядывает в окно, возмущается, матерится безбожно, требует прекратить шум в выходной день. Но мы-то не можем, мы работаем и в выходные, работаем с бетоном, а он, зараза, станет очень быстро. Выходит из общаги один полупьяный, весь в наколках и вставными желтыми зубами, измученный похмельем гражданин, разбивает бутылку об стенку, держа её за горло и с этим лепестком в руках прёт на нас, извергая сквозь редкие зубы густой блатной жаргон и обещая в сию же секунду отправить нас в загробный мир. Но мы не готовы ещё в загробный мир, потому что у нас тут план горит перед днём строителя. Борик, который тоже пока не торопится туда, а торопится как раз выполнить план с лопатой в руках, пытается его утихомирить, но видя перед собой озверевшее существо, делает легкое и нежное движение в сторону руки со стеклянным лепестком. Дикий крик, разлетевшиеся осколки стекла, переломанная рука, кровь, милиция, протокол, больница, пятнадцать суток хозяину сломанной руки, благодарность Борику и выполненный план.

Долго мы ещё вспоминали героический поступок Борика, спасший нам жизнь и его невозмутимый с улыбкой рассказ об этом, а мы ещё и приукрашивали событие, добавляя от себя подробности, на которые способна была наша фантазия, в результате чего вместо одного хулигана получилось два, три, а потом и вовсе целая толпа, что придавало нашему рассказу большую значимость и беспримерный героизм. Продолжали рассказывать об этом и в поезде, когда, заработав кучу денег, ехали уже домой, в Минск в поезде, где случилась ещё одна забавная история. Немного выпили и Борик наш забрался на верхнюю полку, закурил и, как ему и положено было, сразу уснул с сигаретой в руках, да так, что сигарета между пальцами в согнутой руке касалась грудной клетки и он только на следующий день обнаружил у себя на груди глубокий ожёг длиной в спичечный коробок, шириной чуть меньше, но тоже впечатляюще. Рука вместе с сигаретой качалась, обжигала тело, а он, – хоть бы хны! – спал и даже не сразу почуял ожег, а обнаружил только на следующий день. Такой вот у нас был Борик Бешенный, таким он и остался на всю свою взрослую, а теперь уже и старческую жизнь.

Из нашей студенческой жизни, конечно, можно много интересного рассказать, но это может занять много страниц, и чтобы не надоедать читателю, я стараюсь описать только такие эпизоды из жизни моего друга «бедного Борика», про которых лично в большей или меньшей степени стал свидетелем. Да простят меня наши милые дамы, потому что сейчас речь пойдёт о них. Вернее, об одном эпизоде с ними. Это тоже интересно.

Итак, пятый курс. Наши парни как-то резко и неожиданно взяли моду жениться перед самым выпуском, чтобы на рабочее место явиться уже семейным человеком, и тем самым придать себе некую солидность, в надежде быстрейшего получения служебных квадратов. Чуть ли не каждую неделю свадьба. Гуляем, веселимся, пропиваем друзей, несмотря на душераздирающую тревогу о предстоящей защите диплома. На одной такой свадьбе Борик наш танцует и любезничает с молодой дамой броской красоты с чёрными вьющимися длинными почти до пояса волосами и соблазнительными формами, рвущимися к неутомимому кровавому бою. На второй день свадьбы Борик излагает мне секретное дипломатическое сообщение – он приглашён в гости к ней с ночёвкой, и я в придачу для её подруги. Уточняем: она живёт с родителями в частном доме на окраине города, а родители уехали на дачу и приедут только в понедельник. А нам что, двум молодым и пока что подозрительно холостым голодным до женской ласки мужчинам! Поехали.

Я не стану описывать, какой шикарный ужин устроили нам девочки, до какой степени мы были раскалены и честно отработали положенный в таких случаях джентльменский набор, не скрывая свои восторги и неудержимый темперамент, поскольку никого я этим не удивлю, но вот что случилось потом, на этом нужно остановиться поподробнее. 

(32 оценок, среднее: 4,34 из 5)

Загрузка…