Леон Надин

Страна : Великобритания

Человек, который работает руками, — рабочий, человек, который работает руками и головой — ремесленник, человек, который работает руками, головой и сердцем — художник. Так однажды сказал Луис Низер, американский юрист. Кто-то — художники на всю жизнь, кто-то на короткое время. Я был одним из них, с того самого момента как помню себя. Я рисовал, сочинял музыку и писал стихи. Потом романы. Короткие. Длинные. Истории самого разного жанра и обо всем, что делает эту жизнь достойной того, чтобы выжить на этой планете. И я счастлив участвовать в этом празднике художников, каким бы ни был исход для меня лично.

 

Country : UK

A man who works with his hands is a laborer, a man who works with his hands and his brain is a craftsman, a man who works with his hands, his brain and his heart is an artist. These what once said Louis Nizer, an american lawyer. Some are artists for life, some for a short period of time. I was the one since I remember myself as a Self literally. I was drawing, making music and writing a poetry. Then novels. Short. Long. Stories of different genre and about all things which make this life worth it to survive on this planet. And I am happy to participate in this celebration of artists existence whatever the outcome will be for me personally.

Отрывок из поэзии “Антиматерия любви 

 

ФУГИ БАХА



Когда мы слушали фуги Баха в исполнении оркестра,

Ты мечтала быть его музой, а я — великим маэстро.

Когда Рафаэль предстал перед взором твоим —

Плакала ты… Плакал и я. Вместе с ним.

 

Барышников тебя окрылял, но рога Олоферна пленили.

Климт золотил купола, но церковь ввергала в унынье.

Париж был мечтой, но отрадой стал Таганрог.

Впрочем, и от Рериха я тебя уберечь не смог.

 

От каждой встречи ты ожидала Христова чуда,

Но в каждой разлуке в тебе говорил Иуда.

Я бежал от тебя без оглядки, но путь смыкался в кольцо.

И я глядел прочь, но везде было твое лицо.

 

Наконец все исчезло: и волшебство и обман искусства.

И в душе моей стало непривычно тихо и пусто.

Ни пения птиц, ни шороха твоего подвенечного платья

И туда не отправлюсь тебя теперь искать я.

 

Когда мы впервые слушали фуги Баха

Мы занесли топор из мякиша над соломенной плахой…



*******

 

МОЙ ГОРОД



У Летнего Сада отняли лето,

 У Фонтанки — фонтаны и у зайцев — остров.

 Я брожу по Питеру, сорвав эполеты,

 Городу вечного Холокоста.

 

 В Женеве лебеди, в Париже утки,

 В Праге голуби, в Марселе чайки,

 В моем городе — проститутки,

 В моей обители — воров шайки.

 

 Медные всадники, гордецы из прошлого,

 Ведут нас, безропотных, на закланье.

 Мосты разводят, но сжигают то, что

 В Европе в храмах хранят кафедральных.

 

 От Петра до Путина — полоса отчуждения,

 От Ладоги до Финского — анархия мысли.

 И каждый в тайне верует в Воскресение,

 Творя беззаконие из корысти.

 

 Только я возвращаюсь в это чертово логово,

 Город Пушкина, Бродского и БГ

 Не страшась ни нрава его строгого,

Ни повторного шанса вляпаться в «г».

 

 Пусть в Неве с ледоходом плывут трупы,

 В подворотнях бьют кошелкой по темени:

 Крутит время стрелки что хулахупы

 И никуда не деться от этого времени.

 

 Пальмира севера, побратим Вавилона,

 Помпеи в которых все дозволено.

 От девки с воза с заплеванным лоном

 До цареубийства и безволия.

 

 Я спешу к тебе, в кандалах Мандельштама,

 Сплина Гиппиус и меланхолии Блока

 Пусть в душе моей бедной стыд и срам,

 В голове приговор, без суда и срока.

 

 Все однажды сгинет и в черной реке

 Отразится профиль имперского хамства

 И оставив поэзию, налегке,

Я уйду прозаически, иностранцем.



******

 

ПИТЕРБУРГСКИЕ СТАНСЫ



На Петроградской у причала

Воды невидима черта.

И то, что прежде отличало

Ее от призрака моста,

Теперь сравнялось в серой мути

И растворилось как мираж,

Лишившись материальной сути

И превратившись в пейзаж

 

В манере impressionnisme.

 

И день теперь не день, а вечер:

С утра до ночи небосвод

Сочится дождевой картечью

Смывая город в реки под.

И сыро и темно как в склепе —

Дождь за окном все льет и льет.

И не поможет мне Асклепий,

Не укачает Геродот,

 

Уйдет ни с чем и Гай Светоний.

 

Я никого не жду и все же

Осточертела тишина.

Окно откроешь и на кожу

Дождя обрушится стена.

Лицо подставишь, капель море,

Катясь потоками со лба,

По дюнам щек скользнет прибоем

И дальше к ледяным губам

 

Чтоб губ твоих мне вкус напомнить.

 

Я на яичнице свихнулся,

 От кофе, курева и дум

 Я сотню раз переобулся

 И сотню раз сменил костюм.

И только желтый яд в стакане,

Мерцая тускло в серой мгле,

Мое вниманье заарканив,

Мне вдруг напомнит о тепле

 

Пусть суррогатного, но счастья.

Напрасно все, слова бессильны

Тебя вернуть. Ты далека,

В краю где небо темно-сине

И белы в небе облака,

Где теплый бриз ласкает кожу

И эвкалипт растет стеной…

Нет, алкоголь мне не поможет

Поверить в то, что ты со мной

 

Ссудив покой больному сердцу.

 

Но я глотаю яд в стакане

 До тошноты, до спазмов слез,

 Забравшись на окно с ногами,

 Зардевшись от дурацких грез.

И муть дворового колодца

 Бездонной кажется в ночи

 И сердцу глупому неймется

 И нет просвета, хоть кричи.

 

Жаль, криков тех ты не услышишь.

 

Душа — бесстрашная тупица,

 Она меня сведет с ума.

 И нечем больше мне гордиться

 И ни сума мне, ни тюрьма.

Ни пасторалей, ни романсов

 Ни Песни Песней, ни поэм.

 Ты далека и эти стансы —

 Все чем я жив и болен чем.

 

Таков итог, в нем суть расплаты.

 

И Мандельштам дверных цепочек

Не шевельнет в ночной тиши.

И одиночество отсрочит

Мой приговор, оставив жить.

Дождь за окном не перестанет,

Не станет мост с рекой видней,

Не поменяются местами

С сегодняшними прошлых дней

 

Любви волшебные мгновенья.

 

На Петроградской у причала

Воды невидима черта…

 

*******

 

ЙОЗЕФ К.



 Йозеф К. был мастером Пост-Арта,

 Он ко мне, бывало, заходил.

 Мы читали Ницше и Декарта

 До мигрени и упадка сил.

 

 По стена’м плясали светотени,

 За окном лежала муть миров,

 Йозеф К. читал стихотворенья,

 Пил вино и говорил без слов.

 

 В зеркалах Магритт стоял спиною,

 Молча, с котелком на голове.

 Видимо, завидуя покою

 И Кан-Кану теней на стене.

 

 «La Rochelle de Luxe» сменялись «Baileys» —

 Йозеф К. без сладкого не мог —

 Все бурчал, что я мол зря не бреюсь

 И с такой прической хоть в острог.

 

 После мы играли на рояле

 Не снимая крышки, в темноте.

 И часы настольные стояли,

 Не мешая этой красоте.

 

 Но, alas, и в дом вторгалось утро,

 В поле непроявленного «Я».

 Как вода притока Брахмапутры

 Или кровь на жерло алтаря.

 

 Йозеф К. вздыхал и без надежды

 В голосе, исполненном мечты,

 На ходу срывал с себя одежды

 И бросался в небо с высоты.

 

*******

 

В ГОСТЯХ У КОРОЛЕВЫ



Ты спрашиваешь как мне Лондон,

Сквозь дым дешевых сигарет –

Сент-Пола белая ротонда

И Ватерлоо парапет?

 

Мой друг, в гостях у Королевы

Я мнил забыть тщету сует,

Унять расшатанные нервы

И душу выпустить из клет.

 

Ах, Лондон — пестрые кулисы

С открыток выцветших давно,

Его Ампира экзерсисы,

Его Поп-арт и Арт-нуво.

 

Скажи, в чем суть иных стремлений,

Что превращает нас в слепых,

С калейдоскопом откровений

И литром водки на двоих?

 

Все — блажь и нонсенс созиданья,

Слова на ветер, деньги в долг.

В плену лукавого желанья,

Не к месту, невпопад, не в толк.

 

Ты спрашиваешь как мне Лондон,

Сквозь дым дешевых сигарет…



*******

 

 

ИЗ НИОТКУДА В НИКУДА



Распластанный как в Трое павший грек,

В плацкарта ложе-полке-бельэтаже,

Смакуя данность скудного пейзажа

В окне, где отражается узбек,

В атласной тюбетейке, вверх ногами

Читающий газету, с сапогами,

Забравшись на кушетку… Скорлупа

Яичная разбросана повсюду.

Неубранная с завтрака посуда,

Меж ними тараканяя тропа,

Стаканы. В них нирвана… Алкоголь

Берет свое и утихает боль.



Растерзанный и стекший по ножу

Кровавой и бесмысленною жертвой,

С нелепым утешеньем: “все, мол, смертны…”

Лежу, дышу, ворочаюсь, пишу.

Скольжу глазами вдоль по проводам,

Рогаткам телеграфных мачт, деревьев,

Провалы сортируя и прозренья,

Пытаясь посвящать себя словам.

Но толку в них немного — та же боль,

Без права на любовь и состраданье,

Все та же грусть и тайное желанье

Сойти с подножки станции любой.



Холодный чай и мутное стекло,

В котором третий день все те же степи.

Поджав колени в оскверненном склепе,

Бунтует мозг и тело затекло.

Небритый греховодник проводник,

Старухи на перонах с их селедкой,

Картошкой, бражкой, холодцом и водкой,

Диспетчера свисток и бабы крик.

Детей вослед бегущая орава,

Уснувший на вещах, облезлый пес,

Сурьма небес и медный купорос

Внезапных сумерек у головы состава.

Ночь… Поезд все ползет за горизонт.

Прикуривая в тамбуре от спички,

Довольный дембель, золотые лычки

На красном поле бархатных погон,

Спешит поведать мне своих историй

Бессвязных суть. Молчание храня,

Ему в душе пoддакиваю я,

Забыв на миг про собственное горе…

 И снова  стук колес терзает слух,

 Жаргон и соль соседских анекдотов,

 Отрыжка, храп, зевота и икота,

Писк комаров, ветра, жужжанье мух.



Чем дальше от тебя, тем ближе ты

И безразличны сердцу километры,

Рассудку — пепел, пущенный по ветру,

Душе — полет несбывшейся мечты.

И снова стук колес и мира тлен,

Тревожный сон и день за ним грядущий,

Который обещает быть не лучше,

Чем перспектива скорых перемен.

И так до дня Великого Суда:

Порой, судьба бесмысленно сурова,

От станции до станции, и снова

Мой путь, из ниоткуда в никуда.



*******

 

 

ОДА СКУКЕ

 



Полет Алисы в узкой кроличьей норе —
Лишь суть желания избавиться от скуки.
Она первична, оттого чесались руки
И у творца во время оное, во вре-
    мена, когда еще не ведали про Время.


И многосмысленность земного бытия
С тех пор мешала пониманию творенья,
Мешая карты, их сдающих, поколенья,
И тех, кто играм предпочел наук слия-
    ние с законами творца ее Природы.


К чему расшаркиваться перед алчным «Я»?
Во всех известных ныне формах и обличьях,
Оно присутствует. Бессменно. Деспотично.
И не упустит шанса доказать всея-
    дность ко всему живому во Вселенной.


Быть гедонистом хорошо, но не хочу,
Когда другие мрут от голода и жажды
И пусть кармические связи правы дважды,
При виде страждущих на ум приходит чу-
    вство страха за свое благополучье.


Что позабыл в заботах, было ли вообще?
Возможно память, изменяя, врет безбожно?
Как глупы те, кто ждет, кто любит осторожно.
Как счастливы, кто любит словно в не-
    бе в самом деле заключают браки.


В пустую прожит день, презревший естество
И одинока ночь, не званная распутством.
Все остальное — лишь напраслина напутствий,
Лукавство мудрых, аррогантных снобов, тво-
     рения венца и совершенства.



При этом мир — бардак, игра воображенья,
Сплошная майя, изощреннейший каприз,
Не исключающий однако ни реприз,
Ни подтасовку озаренья с самомнени-
     ем баловней судьбы и самозванцев.


И снова ветер странствий, в даль зовет душа:
Легки шаги по жизни вечного бродяги
И не страшны в пути любые передряги,
Когда в кармане ни гроша, поскольку за-
     кон всегда на стороне героев.


В конце концов, конец не может быть концом.
Он, как известно — бесконечное начало,
Все относительно, и на колу мочало
И светлый образ неизбывной скуки — ца-
     рицы муз, истока мадригалов.

 



*******

И ТЫ, КАНДИД

 

 

Когда все катится к чертям,

Не так уж важно,

К каким пошлёшь ты матерям

Судьбу однажды.

 

И мир, который заодно

С твоей судьбою,

Тебе предложит лишь одно:

Будь сам собою.

 

И ты, рассеянно вздохнув,

Расправив плечи,

Пойдешь не сразу и не вдруг

Себе навстречу.

 

Сует привычна суета,

Эпох цикличность.

Секрет успеха — красота

И эксцентричность.

 

Искусство быть собой старо,

Но непреложно.

Здесь ошибается Таро

И планы божьи.

 

Итак, забудь других пример,

Не слушай старших.

Будь сам Господь, будь Люцифер

В венце монаршем.

 

В богах нет проку ни на грош,

Сплошные трели.

Лишь тот действительно хорош

Кого не съели.

 

Спасенье призрачно всегда

В аспекте личном:

Птенец, что выпал из гнезда

Уже добыча.

 

Проходит все как день и ночь

И даже вечность

Порою спрятаться не прочь

За бесконечность.

 

И потому когда вдали

Пейзаж неясен,

Ты Демиурга не хули

И старца в рясе.

 

Неважно в чем твоя вина

И виноват ли:

Непонимания стена

Падет навряд ли.

 

Едино все и мир велик

В своем единстве,

Тот кто закон его постиг

Родится принцем.

 

Но даже принц не в силах жить

Вдали от мира:

Ему приходиться служить

Другим кумиром.

 

Отшельник может быть и трус,

А может гений.

Он избежал толпы искус

Жить на коленях.

 

И ты, Кандид, познал с лихвой

Судьбы интриги,

С тех самых пор ты мой герой

Из жизни книги.

 

Герой лишь тот, кто смог понять

В чем смысл схватки

И что бессмысленно играть

С судьбою в прятки.

 

И пусть все катится к чертям,

Проявим твердость:

Причина всех житейских драм

Людская гордость.

 

 

*******

 

УСТАЛ

 

Устал. Клинически. У стал:
раздвоен сверху, скрючен снизу.
Души магический кристалл
померк, вещизму в укоризну.


Устал от слов, устал от дел,
от ежедневной круговерти,
от той свободы, чей предел
лежит за ойкуменой смерти.


Устал от планов и идей,
от ожиданий и прогнозов,
коварства преданных людей,
от несварений и неврозов.


Устал от пустоты вокруг,
от одиночества и боли,
от жалких разума потуг 
постичь неприменимость воли.


Устал от мудрых, от тупых,
от совершенства и уродства:
что проку в истинах простых
когда в них нету благородства?


Устал от жадности властей,
от ростовщичества любовью,
поддельных чувств и лжестрастей,
устал стремиться быть собою.


Устал от жизни, от вранья,
врагов, друзей, противоборства,
устал от ночи и от дня
и бесконечного притворства.


Устал как пёс, как старый свет
От либерального цинизма.
В любви и той спасенья нет —
Лишь секс и риск алкоголизма.


И пусть черёд мой не настал
Пополнить мир теней навеки,
Я так кармически устал
Быть недобогочеловеком. 

 

*******

 

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (8 оценок, среднее: 4,25 из 5)

Загрузка…