Исмаил Акаев

Страна : Россия

Исмаил Акаев — журналист, писатель, деятель театра и кино. Увлекаюсь литературой с 90-х годов. Из-под моего пера вышли такие произведения как «Серебреник. Тайна Заурбека», «Записки штрафника. Млечный путь», «Дахаран туьха». Издавался в различных периодических изданиях как России, так и за рубежом. Литературные произведения вышли в свет на русском, чеченском и английском языках. В 1992-м году создал свой собственный театр «Исмайл» в городе Москва. Из-за военных событий в Чеченской Республике, вынужден был перебраться на Родину. В годы войны работал журналистом иностранного издательства. В данное время проживаю в Чеченской Республике и увлекаюсь прозой. Мои произведения созданы на реальных событиях, очевидцем которых порой бывал я сам. Моя цель — рассказать миру о непризнанной трагедии моего народа и о той горькой правде кровопролитных чеченских войн. В своей прозе я хочу показать все закулисье той грязной политической игры, которая на долгие годы стравила невинные народы. Исторический роман «Серебреник. Тайна Заурбека» как раз дает развернутые ответы на многие вопросы. Это не просто литературное произведение, а в большей степени факты из современной истории как Чечни, так и России в целом. В своих произведениях я рассказываю читателям о судьбах простых людей, которые стали жертвами ужасной войны.

Country : Russia

Отрывок из романа “Серебреник. Тайна Заурбека“

…Саид пересел ближе к керосиновой лампе, чтобы отчетливее разобрать написанное на бумаге размашистым почерком отца. В глаза сразу бросилось написанное крупными буквами в самом центре бумаги слово «ФАШИСТ».

«…Казахстан… это был самый тяжелый период в нашей жизни за все ссыльные годы. Голод косил наш народ. Мы были в отчаянии… это была ни с чем не сравнимая безысходность. Но тем не менее мы старались не терять свое лицо… даже последнюю корку делили друг с другом. Голод не отступал… мы пытались выжить как могли.

В соседнем от нас районе, шла уборка урожая пшеницы. Зерно возили на полуторках, на студебекерах. Его охраняли очень строго… даже за горсточку украденного зерна сразу же расстреливали. Мы вместе с детьми ходили на ту дорогу, по которой проезжали машины с зерном и собирали зернышки, сдутые ветром с кузова машины. Но даже и это нам запретили. Милиция разгоняла нас.

В один из дней в деревне, в которой мы жили остановилась пустая грузовая машина студебекер. Ее водителем был ссыльный немец с Поволжья по имени Алекс Вайц. Сделав вид, будто он заливает воду в радиатор, он тихо шепнул чеченке, которая по его просьбе принесла ему ведро воды:

— Завтра, в такое-то время, в таком-то месте, где крутой поворот, опрокинется машина с зерном. Все кто может приготовьтесь и приходите, чтобы собрать зерно. Только сначала закопайте его, чтобы милиция не нашла. Они будут искать, поэтому, пожалуйста, будьте осторожнее…»

Молва облетела всех чеченцев. В назначенный, в долгожданный час «икс» опрокинулась машина с полным кузовом зерна. Женщины, дети, старики — все кто мог начали набирать зерно. Мы заранее подготовились — кто в мешки начал набирать, кто в сапоги, кто в не хитро сделанные мешочки из одежды. А этот шофер… якобы «фашист» как их называли тогда сидел в сторонке, на обочине дороге и довольный наблюдал за нами, докуривая свою сигарету. К тому же он еще подгонял нас словами:

— Давайте, живее, как можно больше соберите зерна… еще спрятать его нужно пока милиция не приехала.

Мы успели набрать зерно, раскинутое по полю, пока не подоспели НКВДшники. Они начали жестоко разгонять нас, не щадили даже женщин и детей. А потом облили зерно соляркой и бензином и подожгли, чтобы мы не смогли забрать оставшееся, но нам хватило того, что мы собрали до их приезда. Надолго нам хватило этого зерна… мы спаслись от голодной смерти.

Немца забрали. НКВДшники как голодные звери на добычу набросились на шофера. Они беспощадно избивали его ногами, обутыми яловыми и кирзовыми сапогами. Я понимал, что немца ждут жестокие советские лагеря. Мы встретились с ним глазами. В них не было ни капли сожаления, а все те же искры радости от осознания того, что он нам помог. Я никогда не забуду этот день… это рассыпанное на дороге зерно, глаза немца, и выкрики «проклятый фашист», издаваемые солдатами. Это навсегда врезалось в мою память. Мне сложно было принять, что этот совершенно чужой веры и нации человек осознанно ломает свою жизнь ради нас…

В доме немца провели обыск. Нашли спрятанную под кроватью маленькую чашку с зерном, видимо для детей припрятал. Они начали зверски избивать его жену Эльзу Вайц. Ее истошные крики оглушали всю округу. Избитую до крови, они выволокли ее на улицу. Эльза тоже была арестована, а малолетних детей Вайц — мальчика и девочку в тот же день отдали в детский дом. Ни с чем нельзя было сравнить этот ужас в глазах Эльзы, которая смотрела вслед машине, увозящей ее орущих детей. Это был нечеловеческий взгляд…

Из окон нашей хибарки, в которой мы жили доносился вкусный запах испеченного матерью хлеба… хлеб был из того самого зерна, рассыпанного для нас Алексом Вайцем. Я отломил кусочек и съел. Он застрял в моем горле и больно обжег, будто это была горящая головешка. С того самого дня каждый кусок хлеба, который я видел мне напоминал Алекса Вайца и ужас в глазах арестованной Эльзы. Они исчезли… как будто канули в лету. Не прошло много времени, как следом за жизнью семьи Вайц, под откос пошла и моя жизнь. Я ненамеренно убил человека… я хотел, чтобы он ответил за нанесенное моей матери оскорбление, но мой удар оказался смертельным, в итоге годы лагерей. Там в холодных тюремных застенках, как-то раз я снова услышал это знакомое слово «фашист». Это был Алекс Вайц, на которого натравливали разъяренных зеков. Я словно коршун налетел на них и и начал избивать всю толпу… ногами, руками, кусал зубами, залил кровью всю камеру. Вайц смотрел на меня теми же глазами, которыми смотрел, когда я собирал рассыпанное им на дороге зерно. В ту ночь меня отправили в карцер. Через неделю я узнал, что Вайц умер, видимо не выдержал постоянных издевательств со стороны заключенных, подстрекаемых начальством.

После того как сдохла эта собака Сталин, по вине которого все это с нами произошло, я как и многие другие, вышел на свободу по амнистии.

Я вернулся домой, точнее в то место, откуда я и был арестован. Через 4 года вышел указ о возвращении чеченцев на Родину. Я не был в числе ликующих земляков, которые находились в предвкушении встречи с Кавказом. Я знал, что путь домой мне заказан, так как я кровник и пока мне не будет прощена пролитая мной кровь, я должен скрываться от возмездия, вне зависимости от того понес я наказание согласно закону или нет, потому что неписаный закон адат еще никто не отменял. Я остался жить в Казахстане. Годы шли… здесь на чужбине росли мои двое детей — Саид и Зарган.

Как-то раз на соседней улице я встретил одну изможденную женщину, которая равнодушно брела по дороге. Когда она, столкнувшись со мной, подняла свое лицо, я узнал синие глаза Эльзы Вайц.

Эльза была совершенно одинока. В ее глазах не было ни капли надежды, только тот самый ужас, застывший в них, когда солдаты увозили в детский дом ее двоих детей. Она тоже меня узнала. Мы разговорились. Идти ей было некуда, детей уже не найти. Жену «фашиста» приютила у себя одна престарелая казашка. Рассказанное Эльзой меня повергло в шок. Она измором работала на шахте, прошла через насилие и пытки. Эльза поведала мне, что больше никогда не сможет иметь детей. От ее былой красоты и свежести не осталось ничего…

Мне снова было не по себе. В трагедии семьи Вайц я будто чувствовал свою вину, ведь я тогда не умер с голоду именно потому, что Алекс перевернул машину с зерном…

Через две недели после того как я встретил Эльзу Вайц, начались роды у моей жены Хеды. Это была ночь. В доме мы с Хедой были одни. Старшие дети были у моего брата.

Я позвал казашку повитуху. Бабка недовольно качала головой… я понял, что роды будут тяжелыми. Я стоял под окном, когда раздался звонкий крик младенца. Повитуха распахнула окно и крикнула:

— На одного джигита больше, заходи!

Не успел я зайти, как услышал вопль бабки-повитухи:

— Аллах! Аллах! Тут еще один! И тоже мужик! Счастливый ты, чечен!

Перетерпевшая столько боли Хеда, ушла в глубокий сон. Я поблагодарил повитуху, дал ей денег и попросил уйти, сказав, что дальше справлюсь сам.

После того как бабка ушла, я омыл теплой водой обоих младенцев и приложил их к груди Хеды. Насытившись, они оба уснули. Первого, более крепкого и здорового я завернул в теплое одеяло и отложил в сторону, а второму я дал имя Ибрагим… в честь пророка Ибрахима, от которого идет род последнего посланника Аллаха Мухьаммада (да благословит его Аллах и приветствует) и положил его рядом с матерью.

Я быстро сам оделся, взял первого малыша и быстро вышел, закрыв за собой дверь. Это была ясная ночь, в небе ярко мерцали звезды. Малыш забавно сопел у меня на руках. Я остановился и немного отодвинув одеяло с лица ребенка, тихо прошептал ему в ушко шахаду — свидетельство о единстве Аллаха и его посланника (мир Ему). Я посмотрел в темные глазенки ребенка и сказал:

— Ты Болат… ты нохчо… будь крепким как сталь!

Я осторожно положил под дерево спящего Болата и зашел во двор казашки, у которой жила Эльза Вайц. Удивленная Эльза не понимала цели моего визита.

— Срочный разговор! Выйди за калитку — попросил я.

Она вышла. Я взял на руки младенца.

— Это мальчик, его зовут Болат… в переводе с чеченского сталь. Он и его брат близнец родились несколько часов назад. Я скажу жене, что он умер. Если ты согласна, бери этого ребенка и уезжай с этого места как можно скорее. Денег я тебе дам. Постарайся уехать в Германию. Алекса не жди… он умер в лагерях. Я сам видел.

В лице этого комочка ты обретешь смысл жизни и семью. Таким образом я хочу смыть вину с моего народа, из-за которого в твой дом пришло несчастье… вину, которую я всегда чувствовал. Если ты согласна, не медли. Зайди и собери вещи.

Ошарашенная Эльза Вайц стояла с перекошенным лицом.

Ну? — повторил я вопрос.

Она, молча, сорвавшись, забежала в дом и через некоторое время вышла с небольшим узелком вещей. Казашке Эльза наврала, что поступили вести от мужа и ей надо срочно идти в соседнее село.

Я отдал в руки Эльзы малыша и сказал:

— Только у меня одна просьба… он должен знать, что он чеченец, чеченец Болат тейпа чинхо.

— Чеченец Болат… тейпа чинхо — прошептала Эльза и прижала к своей груди ребенка.

Эльза ушла в ту же ночь. Больше я никогда не увидел ни ее, ни Болата, и наверное, не увижу. Я вернулся в дом. Хеда и Ибрагим проснулись. Я поведал ей, что мы потеряли второго ребенка, и что я ходил предать его земле на казахском кладбище.

— Почему нельзя было дождаться утра? — спросила Хеда.

— Не хотел ранить твое материнское сердце от вида мертвого ребенка — ответил я…

На следующий день я решил уехать из этой местности навсегда, чтобы избавить себя от кривотолков, которые могли бы пойти среди людей, ведь бабка-повитуха видела совершенно здорового второго ребенка…»

— Ах вот кто такая эта таинственная Эльза Вайц! — прошептал Саид…

 

1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (61 оценок, среднее: 4,25 из 5)

Загрузка…