Инна Мегеллати

Отрывок из прозы“Почему ты не спишь?”  

 

Самая высшая из всех доступных человеку радостей — радость людей, которые спасли других людей. 

 «Живые и мертвые» Константин Симонов

Введите в поисковой строке слово «детство» … С чем у Вас ассоциирует это существительное?  Да, правильно, игры, друзья, веселье, смех, беззаботность, сказка, воздушные шары, подарки, дружба, футбол, праздник, мама, папа, семья…  Обычно именно это и случается с детьми… Обычно, но только не в этот раз и не со мной…

Всё познается в сравнении, иначе никак. Я посмотрел на часы и ужаснулся, почти час дня и мама, наверное, уже давно ждёт на обед… Мама ждёт, а значит надо было отменить все свои дела и даже больше чем всё и прямиком бежать домой… В моем городе жарко, жарко почти всегда, а это значит, что улицы пыльной змейкой петляли между домов моего района… Да, кстати, меня зовут Карим и я живу в Газа. Я бежал так быстро, что пыль столбом поднималась от моих стареньких сандалий, доставшихся от старшего двоюродного брата, а циферблат на часах отражал лучи, и солнце, будто поторапливая меня, бежало где-то впереди. Ветер теребил мою красную рубашку и то и дело раздувал её как парус. Запах тмина и кориандра висел в воздухе, этот пряный запах моей родины. Если я закрою глаза, то среди миллионов мест на планете уверен, что узнаю свой дом именно так.

Не знаю, как я не заметил кусок арматуры, торчавший на краю бордюра… Поцарапался и еще вдобавок ко всему упал. Коленки предательски стали болеть и штаны из хлопка пропитались кровью за две секунды… Но я не чувствовал боли. В моей стране к боли особое отношение. В моей стране не бывает больно, по крайней мере нельзя это показывать. Я встал, отряхнулся, проверил целы ли часы, так как это подарок отца, и побежал дальше. 

Было так жарко, что струйки пота щекотно ползли по спине и впитывались в пояс штанов. Я слышал, как бьется мое сердце, смешно, но мне казалось, что этот стук слышен всем вокруг, а не только мне. Секунда на часах и ей взамен два удара почти в равные промежутки времени. Мне кажется, я был быстрее ветра, уже через пять минут из-за угла показался наш маленький дом.  Мама никогда не сердилась на меня и никогда не ругала, так как не было причины, да и расстроить ее было самым страшным для меня, поэтому я тщательно исправлял свои детские проступки так, чтобы они были не настолько грандиозными и заметными. Помню, как однажды подравшись с соседским мальчишкой, мамины глаза наполнились грустью и страхом. Да, именно так. Страхом за то, что больно мне и противнику и грустью, что я не смог решить конфликт без кулаков. Но вот именно смесь этих чувств я так надолго запомнил и это при всем при том, что взгляд означает больше, чем тысячи слов.

Ну вот я и дома. Окна на втором этаже наши. Там стояли горшки с мамиными цветами, не помню их названия, яркие розовые. Кажется, что только они не боялись солнца, всегда такие красивые подыгрывали ветру и радовали всю нашу семью. Кстати, у нас большая дружная семья: мама, отец, младшие сестра Самира и брат Халим, и я. Сегодня был особенный обед – вечером отец уезжал на заработки в Израиль. Там он работал плотником на мебельной фабрике. Я всегда оставался за главного, когда уезжал отец. Представляете? За главного. Это особенная степень доверия, когда я такой прямо взрослый- взрослый и так много дел у меня сразу появляется: помогать маме с покупкой продуктов, укладывать сестренку и брата спать, читать им на ночь сказку и будить по утрам, следить за их послушанием и среди всего этого успевать играть с соседскими мальчишками в футбол. Просто никакого свободного времени. Мама с детства мне всегда говорила, что уметь скучать может только ленивый, ты должен жить так, чтобы каждую минуту кипела кровь, использовать время со смыслом и без праздности и лени. Я старался как мог. 

Жили мы не очень богато, хотя, наверное,  по меркам многих даже бедно. 

Мне довольно сложно об этом судить, я ничего не видел лучше, чем мой дом, ничего и никогда. Вам придется просто увидеть мой мир моими глазами и представить, что других вариантов этой картинки в вашей голове нет и быть не может. Или она где-то в будущем, но изначально ее нет. Старенькие стены, давно не красили, но отец всегда старался поддерживать дом в состоянии пригодном для жизни, а мама поддерживала порядок. На полу ковер, его подрал наш кот Челендж. Спросите почему такая кличка. Просто это странное и непонятное слово часто выкрикивали мальчишки, когда мы гоняли мяч, поэтому так я его и назвал. Серый, пушистый, он всегда получал грозное слово от мамы, потому что постоянно норовил что-нибудь украсть или точил когти обо все, что оказывалось в черте его внимания.

Желтая клетка на стене с такой же жёлтой канарейкой, миска Челенджа, игрушки младших брата и сестры, на шкафу цветные платки мамы. Когда провожали папу, она всегда надевала зеленый хиджаб. Наверное поэтому, зеленый цвет для меня будто  символ надежды, надежды на лучшее с примесью тревоги. Отец всегда говорил, что надо доверять только Богу и ничего не бояться, когда доверяешь то и не страшно. Но видимо я еще не вырос до такого уровня, где ничего не страшно, но очень надеюсь, что со мной когда-нибудь это случится. 

Я взял кусок фута  со стола. И на секунду задумался. Такой белоснежный теплый наш хлеб пах кунжутом, тмином, сыром фета и топленым маслом. Мамины руки всегда пахли именно футом, хотя она готовила и многое другое, но кажется именно хлебное тесто любило маму больше всего.

И вот вся семья за столом. Мама улыбается отцу, они всегда такие дружные и заботливые о друг друге и о нас.  Сегодня мама приготовила маклюбе. Баклажан и болгарский перец с помидором аппетитно украшал тарелки, пахло мясом, мускатным орехом, кумином и куркумой. Челендж, кажется, был самым голодным, без устали кричал и смотрел на стол. Я налил ему молока и вернулся на свое место. Самира постоянно играла вилкой и выковыривала баклажаны, говорила, что они ей не нравятся, родители не ругали ее за это, все-таки маленькая. Да и это она делала так смешно, будто добывала клад и обещала, что наш кот это обязательно съест вместо нее, как будто у них с ним был давно заключенный негласный договор о спасении сестренки от всего «невкусного». 

Отец рассказывал о погоде в Израиле, куда он собирался уехать на рассвете. Обычно его не было дома около месяца, так долго длился отъезд. Работа плотником в Хайфа не была простой, но отец никогда не жаловался маме даже в простом разговоре, хотя однажды я слышал, как он рассказывал, что спит на картоне на улице и почти постоянно голодный. Его руки были в глубоких порезах и ссадинах… Усталые натруженные руки. Отец работал на мебельной фабрике и в его обязанности входила распилка и обтёска деревянных соединений. Возвращаться домой часто не было возможности, так как много времени занимала дорога, да и по стоимости выходило довольно накладно, поэтому отца провожали на месяц, потом он обычно возвращался на неделю, отдыхал дома, общался с родней и нами и снова уезжал. И так на протяжении уже пяти лет. Все привыкли, но мама точно нет, ее глаза каждый раз наполнялись грустью, наверное, мне многого пока не понять, я просто видел ее тяжелый взгляд будто в нем тысячи слов тяжелых как облака, которые сегодня висели над Газой.

Возможно, сегодня будет дождь. Небо нахмурилось и стало каким-то тяжёлым. Из окна видны крыши соседних домов. Обожженные солнцем они стали ярко жёлтыми. Мне всегда в этом пейзаже было интересно одно. Вернее сказать, раньше я этого не замечал, когда с самого детства видишь определенные вещи, то и воспринимаешь их именно таковыми, будто другими они быть не могут и не могли. От этого о многих моментах не задумываешься. Просто живешь и растёшь, просто воспринимаешь всё без претензий, всё есть так, как и есть. Я сейчас говорю о том, что мой город будто всегда был каким-то разрушенным.  Не могу сказать, что это удручало. По крайней мере раньше. Я с соседскими ребятами часто лазал по заброшенным зданиям. Уродливые исполины, с огромными окнами-глазами, в которых никогда не горел свет. Они смотрели на каждого из нас своими чёрными глазами и постепенно разрушались… Смотрели и смотрят сейчас. 

В воздухе повисла тишина, смешиваясь с жарой она висела как тяжёлая туча перед грозой. Мне нравился этот момент, именно этот. И он повторялся пять раз в день. Этот момент перед азаном, когда тишина нарушалась еле слышимым голосом имама где-то очень далеко, потом этот голос перебивал тот, что ближе к нам и так по нарастающей. И вот спустя минуту имам нашей мечети уже читал призыв на молитву. Мне всегда казалось, что это какая-то особенная мера времени. Как будто эту минуту я видел и слышал, минуту разницы между мной и тем, кто живёт немного дальше меня, и именно она повисала в воздухе вместе с тишиной, а потом падала с неба. Если вы когда-нибудь слышали азан, то возможно поймёте всё волшебство момента. Голос имама звучал звонко и мягко, завораживало каждое слово, и каждое слово, несущее огромный смысл, наполняло мою душу теплом, верой и надеждой. Я видел верхушку мечети. 

Старое строение с обветшалой крышей каждый день обжигалось солнцем, его горячими лучами. Всё это какой- то символ стабильности и постоянства, покоя и веры в будущее. Я стоял и смотрел в окно, затаив дыхание, слушал. Я знал каждое слово… Мой народ ценит слова. Отец учил, что всё, что ты скажешь – это твое лицо. Каждое слово должно иметь вес и если в чем-то не уверен, то лучше молчи. Слова – это ключи, и если нет перед тобой двери, которую нужно открыть, то и ключи эти нет смысла доставать… 

(31 оценок, среднее: 4,45 из 5)

Загрузка…