Ульяна Колесова

 «Дорогой Захар!

Конечно, я помню этот дом, хотя он сильно изменился с тех пор, как мы въехали в него. Здесь больше нет ни обитых шторами кресел, ни ящиков, покрытых китайской шалью. От сервиза остались лишь молочник и два блюдца.  

Не знаю, почему, но я вдруг вспомнила, как старалась испечь к твоему приходу яблочный пирог, но разговорилась с проходившим мимо соседом, и пирог вышел сухим и чернокожим. Я расплакалась от досады, а ты разломил обгоревшую коркуи все-таки съел внутренности пирога,даже сказал, что никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее.

Помнишь ли ты того соседа? Его звали Петром, это был не человек, а просто кладезь мудрости: «Числа с годами меняют своё значение. Возьми к примеру сотню, когда-то это было очень много, а в наши дни — почти ничего… Дни также мельчают, сжимаются в комки, как сушеные фрукты».Только теперь я понимаю смысл его слов.Для нас с тобой те дни были многозначными и объемными, ведь правда? Они вмещали в себя больше, чем последующие годы. Может быть, поэтому то, что было в самом начале, сейчас мне легче вспомнить, чем более поздние события… ито, чем всё закончилось.

Что с нами случилось?»

Миранда спрятала в карман послание Захара, а свое письмо свернула вчетверо и положила в углубление книги. Стоит ли ждать продолжения переписки, если Захара нет ни в доме, ни во дворе? Нет его и в гараже, где, однако, стоит темно-красный автомобиль.

Миранда вышла на крыльцо и принялась сметать слежавшиеся сухие листья. Затем взяла в гараже грабли и прополола грядки на переднем дворе. Оглядевшись, она вдруг поняла, что не видит соседских домов, которые раньше стояли с обеих сторон, а сейчас их и след простыл. Вокруг было тихо и безлюдно, будто их дом, как домик Элли из сказки, перенесло ураганом в неведомую отдалённую глушь. Вернувшись в дом, Миранда протерла пыль в гостиной, затем поднялась на второй этаж, которого совершенно определенно не было, когда они только въехали. Да-да, они приобрели крошечный бунгало. Видимо, второй этаж был надстроен позже.

Убранство спальни не вызвало новых воспоминаний, но вид из окна был хорошо знакомым. Окно выходило на огороженный задний двор, где росли посаженные Мирандой кусты сирени и восточного мака, который она так любила за его зыбкость, за быстротечность цветения.Стебли и коробочки мака давно засохли и скукожились… Отчего же она не срезала их вовремя? «Нужно непременно подстричь и укутать на зиму, тогда в следующем году они дадут новые ростки и снова зацветут. А кусты сирени непременно обмазать известью или смолой, иначе зайцы обгрызут всю кору…» Миранда прилегла на кровать и задремала.

Когда она проснулась, солнце было уже высоко, комнатная пыль искрилась в его лучах. Умывшись, Миранда спустилась вниз и поставила чайник на огонь. Книга лежала там же, где Миранда оставила ее вчера.Все же она открыла её, чтобы убедиться, что вчерашний день не был лишь сном, и её письмо на месте. В тайнике и правда лежало свернутое послание, но бумага была заметно желтее, чем та, которую накануне использовала Миранда.

Это было новое письмо от Захара!

«Любезная женушка!

Да, конечно, я помню Петра. У него никого не было, кроме рябенькой свиньи, такой худой, что её можно было принять за собаку. Она семенила за ним повсюду.

Что с нами случилось? Ничего особенного. Мы постепенно обзаводились мебелью, сиренью, долгами, разочарованиями. Нанизывали обиды на прочные нити, обвивали их вокруг шеи многоярусными костяными бусами, которые постепенно срастались с шейными позвонками и становились частью скелета. Ты потихоньку переставала любить меня, а я в сердцах бил посуду и взращивал в тебе чувство вины. Иногда ты яростно защищалась, обвиняя и меня во всех смертных грехах, но хуже всего были моменты, когда ты словно переставала меня замечать. Бог знает, в какие дали ты уносилась, а я оставался, как забытый на крыльце под дождем плед.

Иногда ты спохватывалась и старалась быть хорошей женой, но тебя хватало не больше, чем на пару дней, а потом ты снова отмахивалась от меня и погружалась в свою, отдельную от меня жизнь. Как-то раз я пожаловался на свою судьбу тому самому Петру, на что он сказал: «Любовь некоторых женщин вырастает до небес, как сосна, у других же не способно созреть ничего крупнее морковки. Плохо и то, и другое. Мелкая любовь очень быстро сохнет, великая затягивает в силки. Лучше всего — что-нибудь среднее, типа барбарисового куста или крыжовника. Беда в том, что заранее никогда не знаешь, что собирается созреть в чужом огороде. Некоторым вообще лучше с этим не связываться. Одиночество — самое надежное средство от разочарований».

Сейчас-то я знаю, что есть еще одна защита — мудрость, но она часто появляется слишком поздно: из тех самых ошибок, которые уже не исправишь.

И все же я стараюсь вспоминать те редкие моменты, когда в твоем саду-огороде расцветали алые маки, а в тебе — свойственная всем женщинам нежность, и ты вдруг начинала ластиться, как ручной зверек. Я не понимал, что это временно, что нежность твоя сродни маковому цвету, и набрасывался на тебя с жадностью изголодавшегося дикаря, чем снова надолго отпугивал. Мне хотелось целого неба, а ты изредка одаривала меня крошечным, быстро исчезающим облачком. Давала надежду и тут же снова разбивала её. Сейчас я понимаю, что упрямство, с которым я желал себе счастья, мешало мне задуматься о том, что чувствовала ты. Была ли ты счастлива со мной, моя маленькая Миранда?»

Прочитав письмо, она, как и в первый раз, села в кресло и закрыла глаза. Клубок её памяти был спутанным, нить то обрывалась, то завязывалась узлами, но все же потихоньку разматывалась. Вспомнив всё, что смогла, Миранда принялась бродить по дому в поисках подтверждений своих воспоминаний. Ближе к вечеру она села писать ответ.

«Мой бедный Сахарок!

Ты спрашиваешь, была ли я счастлива. Думаю, я не могла бы быть счастлива ни с кем, кроме тебя. Это не ответ на твой вопрос, но проблема в том, что я не вполне понимаю, что такое счастье. Видимо, это когда ты точно знаешь, чего хочешь, и получаешь это в полной мере. В отличие от тебя, я никогда не знала, чего хочу. Мои мечты уносили меня то в одну сторону, то в другую. Тебе нужно было постоянство во всем, тихий чистый дом и вечная любовь. Ноэта прекрасная обыденность, что давала тебе ощущение покоя и счастья, убивала меня! Поэтому в мыслях я часто убегала от тебя то на побережье океана, то высоко в горы. Чем больше ты сердился из-за моей отстраненности, тем дальше я стремилась убежать. Не скрою, бывали дни, когда жажда свободы была настолько острой, что мне хотелось, чтобы ты исчез навсегда. Но если бы это случилось, я умерла бы от горя и тоски. Мою любовь к свободе и одиночеству ты ошибочно принимал за нелюбовь к себе. С самого начала ты готов был отдать мне всего себя и в ответ требовал такого же самоотречения. Я видела это, но не могла дать тебе того, что ты ждал, и это рождало чувство вины, которое как раз и мешало мне быть счастливой. Прости, но я любила тебя так сильно, как умела.

Почему бы тебе не прийти повидаться со мной? Ведь это наш с тобой дом, не так ли? Сегодня он вдруг стал мне ближе. Множество вещей, которые еще вчера казались чужими, внезапно обрели историю. Я узнала этот буфет, его нам подарила моя приятельница с соседней улицы перед тем, как переехать куда-то далеко. Кажется, её звали Жанной… или Стефанией? У нее было узкое ассиметричное лицо, как на портретах Модильяни… Вот что странно: ни соседних домов, ни улиц я не вижу, вокруг нашего дома лишь заросли травы да деревья. Но ведь ты помнишь дорогу? Иначе я не могла бы получать твоих писем, не так ли? Знаешь, они помогают мне вспоминать, и все же наше с тобой прошлое во многом остается для меня загадкой. Где ты теперь?»

(1 оценок, среднее: 4,00 из 5)

Загрузка…